Меня зовут Сергей Портнов, мне 13 лет.
С сентября этого года буду учиться в классе при Мехмате МГУ. Люблю читать, заниматься плаванием. Любимые авторы: Александр Пушкин, Николай Гоголь, Михаил Булгаков, Вальтер Скотт, Оскар Уайльд, Рэй Брэдбери.
Дом на горе
С сентября этого года буду учиться в классе при Мехмате МГУ. Люблю читать, заниматься плаванием. Любимые авторы: Александр Пушкин, Николай Гоголь, Михаил Булгаков, Вальтер Скотт, Оскар Уайльд, Рэй Брэдбери.
Дом на горе
Самым замечательным свойством
дома была тишина.
Рэй Брэдбери
- Где мы находимся?
- Не знаю! Откуда мне знать?! Я ничего не вижу!Меня зовут Всеволод Попов. В тот день, с которого я хочу начать своё повествование, я в составе группы из трёх человек поднимался, точнее, пытался подняться, на одну из гор хребта Кодара на Становом нагорье. Эта гора, высотой лишь чуть более двух с половиной тысяч метров, была бы для профессиональных, знающих своё дело альпинистов, покорявших даже такие горы, как Белуха, просто разминкой, так как, несмотря на то что она имела множество обрывов и склонов, в виде гигантских «ступенек», у неё была одна, практически идеально пологая сторона, только в некоторых местах прерываемая отвесными гранитными стенами высотой лишь до тридцати метров.
Однако гора имела достаточно обширное подножие. Мы только начали подниматься по нему, но, несмотря на это, деревья уже редко встречались.
И вот тут-то началась метель. …Сильнейшая метель. … Я бы даже сказал, пурга. Ветер с твёрдым, колючим, мелким, какой обычно бывает здесь, снегом, огибая гору, атаковал нас сбоку, закрывая белой пеленой глаза. Вытянув руку, нельзя было увидеть и кончиков пальцев, поэтому о поиске ориентиров и речи не могло быть. Необходимо было либо возвращаться, либо искать место, где переночевать или хотя бы переждать метель.
Мы решили искать место для ночлега.
Однако гора имела достаточно обширное подножие. Мы только начали подниматься по нему, но, несмотря на это, деревья уже редко встречались.
И вот тут-то началась метель. …Сильнейшая метель. … Я бы даже сказал, пурга. Ветер с твёрдым, колючим, мелким, какой обычно бывает здесь, снегом, огибая гору, атаковал нас сбоку, закрывая белой пеленой глаза. Вытянув руку, нельзя было увидеть и кончиков пальцев, поэтому о поиске ориентиров и речи не могло быть. Необходимо было либо возвращаться, либо искать место, где переночевать или хотя бы переждать метель.
Мы решили искать место для ночлега.
Медленно двинулись вперёд. Аккуратно, шаг за шагом.
Внезапно Виталий Митяев, шедший впереди, остановился. Мы встали.
- Что такое?
- Ребята, тут обрыв!
- Не понял?
- А, нет, извиняюсь! Это просто спуск. А это что? – он указал на странное тёмное пятно вдали.
- Спустимся – посмотрим!
Мы спустились вниз и медленно пошли к пятну.
Оно приближалось, приближалось, приближалось. …И мы увидели, что это было… Большой камень? Нет! Гранитная стена? Нет! Это был дом…
Мы подошли к дому ещё на несколько шагов и смогли разглядеть его фасадную сторону: окна без рам, обвалившаяся печная труба. … Всё говорило о том, что этот дом был заброшен.
Странный это был дом, причём, странный не тем, точнее, не только тем, что стоял на подножье горы, а, скорее, тем, что нёс на себе некий западный отпечаток, который вполне был бы уместен в области Восточно-Европейской равнины и Среднерусской возвышенности, но здесь, на Становом нагорье, нет. Виталий, раскапывая сугробы, подобрался к двери и постучал. Стук прошёлся по всему, что было в доме: по стенам, по этажам, по предметам, находившимся внутри; и, наконец, вырвался на волю через пустые, без стёкол и рам, окна.
- Да нет там никого! Что ты стучишь?
Но всё-таки Витя ещё раз постучал, однако потом с силой открыл дверь, так что замок, сгнивший и испорченный коррозией, вывалился наружу.
Мы включили фонарики и вошли.
Да! И интерьер первой комнаты, являвшейся ранее, наверное, одновременно и прихожей и гостиной, тоже был «западный»: два ветхих дивана, камин, картина на стене, винтовая лестница, ведущая на второй этаж.
Евгений – последний член нашего маленького отряда – открыл дверь и вошёл в другую комнату.
- Люди, да тут столовка! И кухня! Обалдеть!
Он перешёл в другой конец гостиной и заглянул в другую комнату:
- Зеркало, два кресла, стул, письменный стол.
Он вышел оттуда и посмотрел на коридор второго этажа, видневшийся сразу после последней ступеньки лестницы.
- Ну, нет, я туда не полезу сегодня! Там потолок обвалился! Везде доски, куски дерева…
Я украдкой заглянул в столовую. Все вещи, находившиеся там, например, стулья, стоявшие от стола на одинаковом расстоянии, создавали впечатление, что дом только что построенный, обставленный новой мебелью, сразу же оставили обитатели.
Наконец, Витя сказал, что «надо бы подкрепиться и переночевать в этом доме, а завтра – посмотрим».
Мы разожгли камин и стали тянуть жребий, кто будет спать на диванах, а кто – в любом другом месте.
Мне не досталось места ни на одном из диванов, и я решил спать на полу.
Практически сразу, как только лёг, я тут же заснул.
Проснулся я от странного звука, который сочетал в себе, по моим слуховым ощущениям, одновременно и треск и плеск. Только в отличие от этих шумов звук, который я слышал, не был мгновенным, а длился, не прекращаясь. Я встал. Ребята ещё спали.
Я посмотрел на окно, из-за которого и доносился подозрительный шум. Из окна лился свет. Но этот свет не был похож ни на электрический, ни на солнечный, ни на какой-либо другой, известный мне.
Я хотел было посмотреть в окно, но внезапно, совершенно случайно, взглянул на стену, на которой висела картина. Вся стена пошла глубокими и широкими трещинами. Штукатурка осыпалась на пол и превратилась в пыль. Вскоре и картина последовала за ней, разлетевшись на куски багета, подрамника и холста.
Но странный звук не только не прекращался, он усиливался. Как будто кто-то поворачивал в сторону «плюса» тумблер громкости на магнитофоне.
Я обернулся к окну, ещё не совсем понимая, что происходит.
Боже мой! Что я увидел за сохранившимися, едва держащимися кусками оконной рамы!
Лава, лава! Всюду лава! Это вещество, судя по скорости перемещения, даже не жидкость, а нечто, что ли пастообразное. Оно двигалось, растворяя камни и трансформируя их в подобную себе жижу, превращая деревья в пар; они вспыхивали, как спички, ломались, падали на землю, которая уже напоминала гигантскую оранжево-красную реку, чернели и растворялись в воздухе, а огненные искры оседали в лаве, и их уносили её потоки.
Трудно передать словами, что я тогда увидел.
Но тут я почувствовал толчки у себя под ногами. За спиной раздался резкий треск.
Я обернулся и заорал от ужаса. Стену разорвало. И теперь куски бетона, железа и деревянных перекрытий летели прямо на меня!
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а…
- …а-а-а-а-а-а-а-а!!! – вот тут я действительно проснулся, проснулся по-настоящему.
Ребята недоумённо смотрели на меня с диванов.
- Мужик, у тебя бред, что ли? – спросил Витя.
- Да какой…! Я…! Не…! Там…! Лава!!! – орал я, сам ничего не понимая, - Оно…! Течёт!!! Там!!! Там! Там…
- Да объясни ты нормально! – взревел Евгений, - Что течёт?! Какая лава?!
- По…склону горы!!! Сжигает…! Огонь…! Везде! Всё горит! Всё горит!!! А-а-а-а-а! А-а-а-ай, чёрт! – я выругался, поняв, что это был сон.
- Так, я не понял! Что это было, что это такое, а? – удивился Евгений.
- Ничего! Ничего! Ничего не было! Мне просто приснился сон… Дурной с-с-сон? Сон?
На полу, неподалёку от стены, в куче обсыпавшейся штукатурки лежали куски разбитой картины.
На следующее утро Витя первым делом поглядел в окно.
- Не прекращается, зараза! – закричал он.
- Что? – спросил я.
- Метель не прекращается. В паре метров от дома ничего не видно. Да и вон, сколько снегу навалило! Мы можем здесь с неделю проторчать!
- И что же делать? Я не собираюсь сидеть, как под домашним арестом! – заявил Евгений.
- Тогда, для начала, попробуем определить, где мы находимся, - сказал Витя. Он достал компас и карту горы. Определив показатели сторон света, он, немного подумав, провёл на карте несколько ломаных линий. Затем он сказал:
- Вот! На любой из точек этой линии мы сейчас можем находиться. Я думаю, что вот здесь! Да, здесь! Тут ледник, тут расщелина. …Да, всё правильно!
- Подожди, подожди. ...То есть как это «здесь»? – удивился Евгений.
- Ну вот как, смотри: западней идёт ледник, а ниже – его снеговая граница; восточней – уже расщелина, а далее – разнообразные выступы и возвышения.
Только тут рельеф относительно однообразный.
- Стоп! Но ведь расщелина огибает место, которое указал ты! – воскликнул Евгений, - Стало быть, возможно, что мы прошли в нескольких шагах от неё и даже не заметили!
- Да. …Это странно... Однако это лишь ещё раз доказывает, что мы не должны в метель куда-то отправляться. Вдруг мы и сейчас находимся неподалёку от края расщелины!
- А ты не пытался определить наше местоположение по GPS?! Тебе такая мысль вообще в голову не приходила?! – раздражённо спросил Евгений.
- GPS не работает, - спокойно ответил Витя.
- Как? Что? Что за бред?!
- Да вот, сам смотри…
Я отвернулся к окну и услышал:
- Мы можем связаться по мобильному телефону с…
- Мой телефон не работает. Проверь свой!
- Да, сейчас, сейчас. … Тоже!
Потом меня схватили за плечо и развернули к себе.
- Телефон…мобильный! Дай!
- А, что? Ага, сейчас!
- Быстрее!
Мобильный телефон Евгений выхватил из моих рук и стал нажимать на некоторые кнопки. Средство связи чуть было не выпало из его пальцев.
- Тоже!
Я понял, что мы взаперти, причём, не зная, где мы находимся, не имея никакой связи с внешним миром.
- Ладно, ребята! С меня хватит! Всё! Я есть пошёл! – сказал Евгений. Он всегда ел, когда волновался.
Когда Женя ушёл, Витя обернулся ко мне и заговорил:
- Два года назад я был участником экспедиции из семи человек, которая поднималась на одну из гор Западных Саян, неподалёку от горы Мунку-Сардык. Гора эта имела почти вертикальные склоны, не то, что здесь. Однако мы поднимались по одному из наиболее пологих. Мы огибали ледник. И остановились на ночлег на высоте чуть более пятисот метров. И помню, что когда я заснул, мне приснился сход лавины. Я видел людей, на которых шла лавина. И, хотя видел их достаточно близко, не мог различить лица; вернее, мог различить, но не понял, кто были эти люди. Их давило, мяло и утаскивало льдом. ..А потом я проснулся. И начался настоящий сход лавины. Когда лавина накрывала меня, я обнаружил жуткое сходство со своим сном, понял, что всё было предначертано. И я испытал панический страх. Не перед смертью, а перед неизвестностью. .. Из той экспедиции выжил лишь я, да и то потому, что оказался ближе к краю лавины, чем другие… Кто знает, может быть, тебе снился подобный сон? И нам надо валить отсюда, пока…
- О чём болтаете, девочки? – спросил и одновременно пошутил Евгений, жуя огурец, понимая, однако, что шутка совершенно не к месту.
Я махнул рукой.
- Ладно, всё! Я пойду, посмотрю, что на втором этаже, - и я направился к лестнице.
На каждый мой шаг лестница отвечала сильнейшим скрипом. Скрипела каждая ступенька, перила – скрипело всё.
Я преодолел виток лестницы и вышел на «финишную прямую» - прямо передо мной находился коридор второго этажа. Коридор этот был весь завален досками, практически не освещён. Поэтому прежде, чем ступить на лестничную площадку второго этажа, я достал из кармана фонарик. Пощёлкал: включить, выключить, включить, выключить – не работает.
- Разрядился, что ли? – пробормотал я и убрал фонарик.
Я бегло оглядел коридор. Он состоял из трёх частей: лестничная площадка, на которой располагались две двери, левая часть и правая часть. Слева и справа было по пять дверей: по четыре с разных сторон и по одной двери в конце.
Я хотел посмотреть сначала, что находится за дверьми лестничной площадки, но что-то потянуло меня в правую часть коридора, и я пошёл туда, в темноту, разгребая доски и какие-то палки. Вот и конец коридора. «Зачем я сюда иду?» - подумал я.
Я нащупал дощатую стену, дверь и вот, наконец, ощутил в руке холодную металлическую ручку. Я открыл дверь и вошёл в комнату. Она была абсолютно пустой; только висела на проржавевшей цепи на потолке пыльная, грязная люстра. На стене находилось небольшое круглое окошко, через которое проникал свет, – окошко, наверное, единственное во всём доме, у которого полностью сохранилась рама и остатки стекла.
- Так, тут ничего нет! – сказал я себе и направился, было, к распахнутой настежь двери, но та захлопнулась прямо перед моим носом!
Щёлкнул замок, я понял, что нахожусь взаперти.
- Что за шуточки?! – взревел я. У меня подкосились ноги.
Я поглядел на окно. За ним снова виднелись те нескончаемые потоки лавы, которые стекали по склону горы. Тут кусок горячего, раскалённого камня попал прямо в окно. Деревянная рама загорелась, стёкла оплавились и выпали.
Я заколотил кулаками по двери, стараясь не глядеть на окно, однако всё-таки обернулся. Но нет - всё было в порядке: не было лавы, рама и осколки стекла – на своих местах, не повреждённые.
Я повернул ручку, и дверь послушно открылась.
Я помчался по коридору, а потом побежал по лестнице, не обращая внимания на угрожающе скрипящие ступеньки.
Я прибежал вниз и заорал:
- Лава! Там лава! Опять! Извержение!!!
Евгений, внимательно изучавший карту, посмотрел на меня, выпучив глаза.
- Ты что, опять?! Сдурел?! Какая лава, какое извержение?! Псих что ли?!
Но тут – мощный толчок! Настолько мощный, что повалились доски с потолка!
- Сваливать надо, ребята! – закричал Виталий.
И мы свалили: собрали вещи, разгребли сугробы у двери и помчались поскорее вниз к подножию. Мы увидели и расщелину – она действительно огибала дом: это доказывало, что мы правильно определили наше местоположение. Правда, из неё шёл пар, что говорило о предстоящем извержении. Мы уматывали несколько часов, наконец, спустились вниз.
Тут нас повалил на землю мощнейший толчок. Я обернулся: вершину горы просто снесло, из овального отверстия брызгало лавой. Расщелина превратилась в длинную красно-оранжевую полосу: из неё тоже текла лава.
Через месяц после этого мы вернулись на гору в составе более крупной экспедиции (извержение уже закончилось). Мы обыскали место рядом с расщелиной, а так же всю гору от подножия до кратера, но не нашли ни единого следа от дома: ни руин, ни фундамента, ни обломков – ничего!
Мы многим рассказывали про загадочный дом, но все говорили, что мы либо врём, либо нам каким-то образом он привиделся.
Но он не мерещился, он был на самом деле, он существовал! Но что это был за дом? Откуда он там взялся? Почему он исчез? Я обязательно отвечу на эти вопросы. Не сейчас – так позже. Когда придёт время.
Некоторая мелочь на фоне гор
Людей, которые умеют видеть и видеть по-настоящему, чувствовать окружающий мир как бы всем своим существом, очень мало. Их можно пересчитать по пальцам: раз, два и обчёлся.
Так вот, Никита Владимирович Скробанский был один из них. И он был слепой.
Сразу возникает вопрос: слепой и, тем не менее, видит? И это возможно?
Да! Никита Владимирович видел: в прямом и переносном смысле этого слова. Он ходил по улице свободно без палочки и собаки-поводыря, где-то что-то брал, покупал. Он совершенно спокойно мог читать газеты, журналы, книги – что угодно! Он не видел глазами, он чувствовал, ощущал, каким-то образом умудрялся воспринимать мельчайшие детали гораздо лучше любого “нормального”, “зрячего” человека.
Было ещё одно безусловное преимущество непонятного зрения Никиты Владимировича перед зрением обычных людей: с годами оно не изменялось в худшую сторону. Ведь Скробанскому было далеко за семьдесят, но его зрение не стало хуже с тех пор, как только он узнал, что на самом деле слеп.
И благодаря этому зрению Никита Владимирович мог не только видеть, но и более тонко и глубоко ощущать всё, что его окружало.
К примеру, когда Скробанский читал, он читал как бы между строк. Воспринимал душой и поэтому понимал смысл, подтекст, что-то особенное, вложенное в сухие строки так, что они расцветали, как цветы, сверкали новыми красками, из монохромных превращались в радужные.
И если это не происходило, и строки оставались черно-белыми, а пространство между ними пустым; книга возвращалась в книжный шкаф или в библиотеку. Никита Владимирович уже на первых страницах даже самой толстой книги понимал, стоит её читать или нет.
Красоту природы он чувствовал как никто другой. Замечал то, чего другие не замечали. Ему часто говорили: “Да Вы нам лжёте! Вы не слепой! Вы видите!” И Скробанский спокойно отвечал: ”Вы абсолютно правы, я не слепой, я вижу. Но я Вам не лгу”.
Свои наблюдения за окружающим миром Никита Владимирович зарисовывал, но не в альбоме. Его холстом были маленькие предметы, а кистью служил обыкновенный человеческий волос. Его картины можно было увидеть только под микроскопом.
Он создавал что-то вроде портрета природы в миниатюре: горы на кончике карандаша, леса вокруг игольного ушка. Даже зрячий человек не смог бы без особых приспособлений сделать нечто подобное. А Скробанский ни в каких хитрых приспособлениях не нуждался.
Его “внутреннее зрение”, этот удивительный рентген, просвечивал очередной холст - крыло мухи, к примеру, и Никита Владимирович начинал собственным волосом {одним, единственным} потихоньку наносить на него краски.
Если обычный человек невооружённым глазом не видел, что изображено, то сам Скробанский видел! “Вот море, вот берег, вот утёс! Что здесь непонятного?”
Последней работой Никиты Владимировича была миниатюра под названием “Некоторая мелочь на фоне гор”. Творение представляло собой орех – круглый, чуть приплюснутый с двух сторон, раскрашенный в соответствующие цвета – земной шар в миниатюре.
Под микроскопом можно было увидеть океаны, моря, реки, горы, озёра, заливы, проливы, леса, а при большом увеличении - маленькие острова и даже города!
Никто, правда, не понял, что же это за “некоторая мелочь на фоне гор”, где она находится. Скробанский ответил, что искать надо в области Гималаев.
Гималаи долго рассматривали, используя различную оптику, наконец у подножия одной из гор была замечена маленькая точка.
Художника спросили, что это за точка, и он просто ответил: “Это человек”.
Внезапно Виталий Митяев, шедший впереди, остановился. Мы встали.
- Что такое?
- Ребята, тут обрыв!
- Не понял?
- А, нет, извиняюсь! Это просто спуск. А это что? – он указал на странное тёмное пятно вдали.
- Спустимся – посмотрим!
Мы спустились вниз и медленно пошли к пятну.
Оно приближалось, приближалось, приближалось. …И мы увидели, что это было… Большой камень? Нет! Гранитная стена? Нет! Это был дом…
Мы подошли к дому ещё на несколько шагов и смогли разглядеть его фасадную сторону: окна без рам, обвалившаяся печная труба. … Всё говорило о том, что этот дом был заброшен.
Странный это был дом, причём, странный не тем, точнее, не только тем, что стоял на подножье горы, а, скорее, тем, что нёс на себе некий западный отпечаток, который вполне был бы уместен в области Восточно-Европейской равнины и Среднерусской возвышенности, но здесь, на Становом нагорье, нет. Виталий, раскапывая сугробы, подобрался к двери и постучал. Стук прошёлся по всему, что было в доме: по стенам, по этажам, по предметам, находившимся внутри; и, наконец, вырвался на волю через пустые, без стёкол и рам, окна.
- Да нет там никого! Что ты стучишь?
Но всё-таки Витя ещё раз постучал, однако потом с силой открыл дверь, так что замок, сгнивший и испорченный коррозией, вывалился наружу.
Мы включили фонарики и вошли.
Да! И интерьер первой комнаты, являвшейся ранее, наверное, одновременно и прихожей и гостиной, тоже был «западный»: два ветхих дивана, камин, картина на стене, винтовая лестница, ведущая на второй этаж.
Евгений – последний член нашего маленького отряда – открыл дверь и вошёл в другую комнату.
- Люди, да тут столовка! И кухня! Обалдеть!
Он перешёл в другой конец гостиной и заглянул в другую комнату:
- Зеркало, два кресла, стул, письменный стол.
Он вышел оттуда и посмотрел на коридор второго этажа, видневшийся сразу после последней ступеньки лестницы.
- Ну, нет, я туда не полезу сегодня! Там потолок обвалился! Везде доски, куски дерева…
Я украдкой заглянул в столовую. Все вещи, находившиеся там, например, стулья, стоявшие от стола на одинаковом расстоянии, создавали впечатление, что дом только что построенный, обставленный новой мебелью, сразу же оставили обитатели.
Наконец, Витя сказал, что «надо бы подкрепиться и переночевать в этом доме, а завтра – посмотрим».
Мы разожгли камин и стали тянуть жребий, кто будет спать на диванах, а кто – в любом другом месте.
Мне не досталось места ни на одном из диванов, и я решил спать на полу.
Практически сразу, как только лёг, я тут же заснул.
Проснулся я от странного звука, который сочетал в себе, по моим слуховым ощущениям, одновременно и треск и плеск. Только в отличие от этих шумов звук, который я слышал, не был мгновенным, а длился, не прекращаясь. Я встал. Ребята ещё спали.
Я посмотрел на окно, из-за которого и доносился подозрительный шум. Из окна лился свет. Но этот свет не был похож ни на электрический, ни на солнечный, ни на какой-либо другой, известный мне.
Я хотел было посмотреть в окно, но внезапно, совершенно случайно, взглянул на стену, на которой висела картина. Вся стена пошла глубокими и широкими трещинами. Штукатурка осыпалась на пол и превратилась в пыль. Вскоре и картина последовала за ней, разлетевшись на куски багета, подрамника и холста.
Но странный звук не только не прекращался, он усиливался. Как будто кто-то поворачивал в сторону «плюса» тумблер громкости на магнитофоне.
Я обернулся к окну, ещё не совсем понимая, что происходит.
Боже мой! Что я увидел за сохранившимися, едва держащимися кусками оконной рамы!
Лава, лава! Всюду лава! Это вещество, судя по скорости перемещения, даже не жидкость, а нечто, что ли пастообразное. Оно двигалось, растворяя камни и трансформируя их в подобную себе жижу, превращая деревья в пар; они вспыхивали, как спички, ломались, падали на землю, которая уже напоминала гигантскую оранжево-красную реку, чернели и растворялись в воздухе, а огненные искры оседали в лаве, и их уносили её потоки.
Трудно передать словами, что я тогда увидел.
Но тут я почувствовал толчки у себя под ногами. За спиной раздался резкий треск.
Я обернулся и заорал от ужаса. Стену разорвало. И теперь куски бетона, железа и деревянных перекрытий летели прямо на меня!
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а…
- …а-а-а-а-а-а-а-а!!! – вот тут я действительно проснулся, проснулся по-настоящему.
Ребята недоумённо смотрели на меня с диванов.
- Мужик, у тебя бред, что ли? – спросил Витя.
- Да какой…! Я…! Не…! Там…! Лава!!! – орал я, сам ничего не понимая, - Оно…! Течёт!!! Там!!! Там! Там…
- Да объясни ты нормально! – взревел Евгений, - Что течёт?! Какая лава?!
- По…склону горы!!! Сжигает…! Огонь…! Везде! Всё горит! Всё горит!!! А-а-а-а-а! А-а-а-ай, чёрт! – я выругался, поняв, что это был сон.
- Так, я не понял! Что это было, что это такое, а? – удивился Евгений.
- Ничего! Ничего! Ничего не было! Мне просто приснился сон… Дурной с-с-сон? Сон?
На полу, неподалёку от стены, в куче обсыпавшейся штукатурки лежали куски разбитой картины.
На следующее утро Витя первым делом поглядел в окно.
- Не прекращается, зараза! – закричал он.
- Что? – спросил я.
- Метель не прекращается. В паре метров от дома ничего не видно. Да и вон, сколько снегу навалило! Мы можем здесь с неделю проторчать!
- И что же делать? Я не собираюсь сидеть, как под домашним арестом! – заявил Евгений.
- Тогда, для начала, попробуем определить, где мы находимся, - сказал Витя. Он достал компас и карту горы. Определив показатели сторон света, он, немного подумав, провёл на карте несколько ломаных линий. Затем он сказал:
- Вот! На любой из точек этой линии мы сейчас можем находиться. Я думаю, что вот здесь! Да, здесь! Тут ледник, тут расщелина. …Да, всё правильно!
- Подожди, подожди. ...То есть как это «здесь»? – удивился Евгений.
- Ну вот как, смотри: западней идёт ледник, а ниже – его снеговая граница; восточней – уже расщелина, а далее – разнообразные выступы и возвышения.
Только тут рельеф относительно однообразный.
- Стоп! Но ведь расщелина огибает место, которое указал ты! – воскликнул Евгений, - Стало быть, возможно, что мы прошли в нескольких шагах от неё и даже не заметили!
- Да. …Это странно... Однако это лишь ещё раз доказывает, что мы не должны в метель куда-то отправляться. Вдруг мы и сейчас находимся неподалёку от края расщелины!
- А ты не пытался определить наше местоположение по GPS?! Тебе такая мысль вообще в голову не приходила?! – раздражённо спросил Евгений.
- GPS не работает, - спокойно ответил Витя.
- Как? Что? Что за бред?!
- Да вот, сам смотри…
Я отвернулся к окну и услышал:
- Мы можем связаться по мобильному телефону с…
- Мой телефон не работает. Проверь свой!
- Да, сейчас, сейчас. … Тоже!
Потом меня схватили за плечо и развернули к себе.
- Телефон…мобильный! Дай!
- А, что? Ага, сейчас!
- Быстрее!
Мобильный телефон Евгений выхватил из моих рук и стал нажимать на некоторые кнопки. Средство связи чуть было не выпало из его пальцев.
- Тоже!
Я понял, что мы взаперти, причём, не зная, где мы находимся, не имея никакой связи с внешним миром.
- Ладно, ребята! С меня хватит! Всё! Я есть пошёл! – сказал Евгений. Он всегда ел, когда волновался.
Когда Женя ушёл, Витя обернулся ко мне и заговорил:
- Два года назад я был участником экспедиции из семи человек, которая поднималась на одну из гор Западных Саян, неподалёку от горы Мунку-Сардык. Гора эта имела почти вертикальные склоны, не то, что здесь. Однако мы поднимались по одному из наиболее пологих. Мы огибали ледник. И остановились на ночлег на высоте чуть более пятисот метров. И помню, что когда я заснул, мне приснился сход лавины. Я видел людей, на которых шла лавина. И, хотя видел их достаточно близко, не мог различить лица; вернее, мог различить, но не понял, кто были эти люди. Их давило, мяло и утаскивало льдом. ..А потом я проснулся. И начался настоящий сход лавины. Когда лавина накрывала меня, я обнаружил жуткое сходство со своим сном, понял, что всё было предначертано. И я испытал панический страх. Не перед смертью, а перед неизвестностью. .. Из той экспедиции выжил лишь я, да и то потому, что оказался ближе к краю лавины, чем другие… Кто знает, может быть, тебе снился подобный сон? И нам надо валить отсюда, пока…
- О чём болтаете, девочки? – спросил и одновременно пошутил Евгений, жуя огурец, понимая, однако, что шутка совершенно не к месту.
Я махнул рукой.
- Ладно, всё! Я пойду, посмотрю, что на втором этаже, - и я направился к лестнице.
На каждый мой шаг лестница отвечала сильнейшим скрипом. Скрипела каждая ступенька, перила – скрипело всё.
Я преодолел виток лестницы и вышел на «финишную прямую» - прямо передо мной находился коридор второго этажа. Коридор этот был весь завален досками, практически не освещён. Поэтому прежде, чем ступить на лестничную площадку второго этажа, я достал из кармана фонарик. Пощёлкал: включить, выключить, включить, выключить – не работает.
- Разрядился, что ли? – пробормотал я и убрал фонарик.
Я бегло оглядел коридор. Он состоял из трёх частей: лестничная площадка, на которой располагались две двери, левая часть и правая часть. Слева и справа было по пять дверей: по четыре с разных сторон и по одной двери в конце.
Я хотел посмотреть сначала, что находится за дверьми лестничной площадки, но что-то потянуло меня в правую часть коридора, и я пошёл туда, в темноту, разгребая доски и какие-то палки. Вот и конец коридора. «Зачем я сюда иду?» - подумал я.
Я нащупал дощатую стену, дверь и вот, наконец, ощутил в руке холодную металлическую ручку. Я открыл дверь и вошёл в комнату. Она была абсолютно пустой; только висела на проржавевшей цепи на потолке пыльная, грязная люстра. На стене находилось небольшое круглое окошко, через которое проникал свет, – окошко, наверное, единственное во всём доме, у которого полностью сохранилась рама и остатки стекла.
- Так, тут ничего нет! – сказал я себе и направился, было, к распахнутой настежь двери, но та захлопнулась прямо перед моим носом!
Щёлкнул замок, я понял, что нахожусь взаперти.
- Что за шуточки?! – взревел я. У меня подкосились ноги.
Я поглядел на окно. За ним снова виднелись те нескончаемые потоки лавы, которые стекали по склону горы. Тут кусок горячего, раскалённого камня попал прямо в окно. Деревянная рама загорелась, стёкла оплавились и выпали.
Я заколотил кулаками по двери, стараясь не глядеть на окно, однако всё-таки обернулся. Но нет - всё было в порядке: не было лавы, рама и осколки стекла – на своих местах, не повреждённые.
Я повернул ручку, и дверь послушно открылась.
Я помчался по коридору, а потом побежал по лестнице, не обращая внимания на угрожающе скрипящие ступеньки.
Я прибежал вниз и заорал:
- Лава! Там лава! Опять! Извержение!!!
Евгений, внимательно изучавший карту, посмотрел на меня, выпучив глаза.
- Ты что, опять?! Сдурел?! Какая лава, какое извержение?! Псих что ли?!
Но тут – мощный толчок! Настолько мощный, что повалились доски с потолка!
- Сваливать надо, ребята! – закричал Виталий.
И мы свалили: собрали вещи, разгребли сугробы у двери и помчались поскорее вниз к подножию. Мы увидели и расщелину – она действительно огибала дом: это доказывало, что мы правильно определили наше местоположение. Правда, из неё шёл пар, что говорило о предстоящем извержении. Мы уматывали несколько часов, наконец, спустились вниз.
Тут нас повалил на землю мощнейший толчок. Я обернулся: вершину горы просто снесло, из овального отверстия брызгало лавой. Расщелина превратилась в длинную красно-оранжевую полосу: из неё тоже текла лава.
Через месяц после этого мы вернулись на гору в составе более крупной экспедиции (извержение уже закончилось). Мы обыскали место рядом с расщелиной, а так же всю гору от подножия до кратера, но не нашли ни единого следа от дома: ни руин, ни фундамента, ни обломков – ничего!
Мы многим рассказывали про загадочный дом, но все говорили, что мы либо врём, либо нам каким-то образом он привиделся.
Но он не мерещился, он был на самом деле, он существовал! Но что это был за дом? Откуда он там взялся? Почему он исчез? Я обязательно отвечу на эти вопросы. Не сейчас – так позже. Когда придёт время.
март 2010 года
Некоторая мелочь на фоне гор
Людей, которые умеют видеть и видеть по-настоящему, чувствовать окружающий мир как бы всем своим существом, очень мало. Их можно пересчитать по пальцам: раз, два и обчёлся.
Так вот, Никита Владимирович Скробанский был один из них. И он был слепой.
Сразу возникает вопрос: слепой и, тем не менее, видит? И это возможно?
Да! Никита Владимирович видел: в прямом и переносном смысле этого слова. Он ходил по улице свободно без палочки и собаки-поводыря, где-то что-то брал, покупал. Он совершенно спокойно мог читать газеты, журналы, книги – что угодно! Он не видел глазами, он чувствовал, ощущал, каким-то образом умудрялся воспринимать мельчайшие детали гораздо лучше любого “нормального”, “зрячего” человека.
Было ещё одно безусловное преимущество непонятного зрения Никиты Владимировича перед зрением обычных людей: с годами оно не изменялось в худшую сторону. Ведь Скробанскому было далеко за семьдесят, но его зрение не стало хуже с тех пор, как только он узнал, что на самом деле слеп.
И благодаря этому зрению Никита Владимирович мог не только видеть, но и более тонко и глубоко ощущать всё, что его окружало.
К примеру, когда Скробанский читал, он читал как бы между строк. Воспринимал душой и поэтому понимал смысл, подтекст, что-то особенное, вложенное в сухие строки так, что они расцветали, как цветы, сверкали новыми красками, из монохромных превращались в радужные.
И если это не происходило, и строки оставались черно-белыми, а пространство между ними пустым; книга возвращалась в книжный шкаф или в библиотеку. Никита Владимирович уже на первых страницах даже самой толстой книги понимал, стоит её читать или нет.
Красоту природы он чувствовал как никто другой. Замечал то, чего другие не замечали. Ему часто говорили: “Да Вы нам лжёте! Вы не слепой! Вы видите!” И Скробанский спокойно отвечал: ”Вы абсолютно правы, я не слепой, я вижу. Но я Вам не лгу”.
Свои наблюдения за окружающим миром Никита Владимирович зарисовывал, но не в альбоме. Его холстом были маленькие предметы, а кистью служил обыкновенный человеческий волос. Его картины можно было увидеть только под микроскопом.
Он создавал что-то вроде портрета природы в миниатюре: горы на кончике карандаша, леса вокруг игольного ушка. Даже зрячий человек не смог бы без особых приспособлений сделать нечто подобное. А Скробанский ни в каких хитрых приспособлениях не нуждался.
Его “внутреннее зрение”, этот удивительный рентген, просвечивал очередной холст - крыло мухи, к примеру, и Никита Владимирович начинал собственным волосом {одним, единственным} потихоньку наносить на него краски.
Если обычный человек невооружённым глазом не видел, что изображено, то сам Скробанский видел! “Вот море, вот берег, вот утёс! Что здесь непонятного?”
Последней работой Никиты Владимировича была миниатюра под названием “Некоторая мелочь на фоне гор”. Творение представляло собой орех – круглый, чуть приплюснутый с двух сторон, раскрашенный в соответствующие цвета – земной шар в миниатюре.
Под микроскопом можно было увидеть океаны, моря, реки, горы, озёра, заливы, проливы, леса, а при большом увеличении - маленькие острова и даже города!
Никто, правда, не понял, что же это за “некоторая мелочь на фоне гор”, где она находится. Скробанский ответил, что искать надо в области Гималаев.
Гималаи долго рассматривали, используя различную оптику, наконец у подножия одной из гор была замечена маленькая точка.
Художника спросили, что это за точка, и он просто ответил: “Это человек”.
октябрь 2010 года
Большое впечатление произвёл рассказ "Некоторая мелочь на фоне гор". Он буквально позволяет "ощутить" сложность окружающего мира.
ОтветитьУдалитьНикита
Чувствуется влияние Рэя Брэдбери. Но всё равно очень-очень здорово! Успехов.
ОтветитьУдалитьНекоторая мелочь на фоне гор производит неожиданное впечатление, как будто из мира фантастики мы смотрим на наш удивительный мир.Замечательное произведение.
ОтветитьУдалить