Электрический заряд.
У вас было такое? Побег от реальности. От себя. От всего.
Бывали ли у вас секунды, когда вы видели свет, который тут же потух? Вместо него появлялась надежда, словно терзающая изнутри. От светлого (в общем понятии) чувства было намного страшней, чем от ожидания неминуемой и скорой смерти, которая в этом случае принесет лишь покой, независимо от того куда ты попадешь: в ад или же в рай.
А были ли часы, когда вы, ни о чем не думая, смотрите в потолок? В простой белый потолок, на котором нет ни одного узора. И вас притягивает, будто вы погружаетесь в некое холодное место, в котором не чувствуете беспокойства, но, не смотря на это, покоя тоже нет. Вы не можете выйти из этого состояния. Это не в ваших силах. Вы словно погружаетесь в транс и даже не можете понять на пользу ли вам это.
А бывало ли такое, что вы не можете заплакать? Вы уже сидите в стандартной позе для нытья: на полу, облокотившись на стену и обхватив колени руками. И так весь вечер и проводите, ожидая почувствовать на своей щеке скупую слезинку. Дрожащее дыхание, к горлу подкатил комок. Но так ничего и не обжигает лицо.… А когда-нибудь в незначительный момент у вас начинается истерика, и вы уже не можете остановиться. Слезы постоянно текут, и сколько бы вы не пытались успокоиться, они не останавливаются. Вас охватывает ярость. Вам хочется скинуть все со стола, убежать, кричать. Но лишь сжимаете пальцы в кулак не в силах двинуться. Из горла вырывается беззвучный крик…
Было ли у вас такое?
Оторвавшись от раздумий, я взяла в руки рядом стоящую кружку кофе и поняла, что он остыл. Разочарования не последовало, мне было без разницы какой пить. Отпив немного, я вдруг вспомнила сцену из детства…
Прибегая домой с улицы, я быстро разулась, оставив свою обувь на положенном месте, и отдала пальто нашему дворецкому.
- Желаете ли горячего какао? – спросил меня дворецкий, улыбаясь.
Как мне нравилась его улыбка. В любой ситуации она выглядела поистине надежной и веселой.
- Не отказалась бы, - не удержавшись, улыбнулась я в ответ.
Уже повесив мое белое пальто, он посмотрел на меня и подал знак, мол, идите за мной. На кухне я увидела маму. Она сидела уставившись в книжку, и, хоть взгляд был напряженным, на лице отражались присущие ей спокойствие и безмятежность.
- Интересная книжка?
Мама вздрогнула, оглядела всю комнату, и, наконец, взгляд остановился на мне.
- О, ты уже пришла. Конечно интересная, а разве я читаю скучные книги, м? – она улыбнулась и насмешливо посмотрела на меня.
- Не-е-е-т, – засмеялась я, садясь рядом с ней на соседний стул.
Тут я увидела ее кофе, но из кружки не шел пар, как обычно.
- Мам, а что с твоим кофе?
- А что с ним не так? – она удивленно посмотрела на кружку, затем на меня.
- Пар не идет.
- А, - она засмеялась. – Он просто остыл. Ничего страшного, я и холодный попить могу. Спасибо, что ты напомнила мне про него, а то я что-то совсем зачиталась, – она улыбнулась и погладила меня по голове.
Дворецкий поставил кружку какао и тарелку вкусных шоколадных пирожных на стол возле меня. Я поблагодарила его, он кивнул, пожелал приятного аппетита и удалился в другую комнату.
- А я тоже подожду, – произнесла я после недолгого молчания, уставившись в кружку.
- Не поняла. Чего подождешь?
- Пока остынет.
- Зачем?
- Хочу тоже вместе с тобой холодный какао пить.
- Но я ведь буду пить сейчас, а не потом, - она улыбнулась, откинув за ухо прядь своих белоснежных волос. – Ты со мной можешь попить и горячее какао. Горячее или же холодное пить не имеет значения, главное, что вместе. Я права?
Она отложила книгу и снова обратилась ко мне:
- Давай ты будешь пить какао и что-нибудь мне рассказывать?
Я маме рассказывала все. От букашки, которую я увидела, до самых неожиданных последствий моих шагов в жизни. И сейчас она слушала меня очень внимательно, хоть информация, предоставленная мной, ей была вовсе не интересна. Но она пристально смотрела на меня своими зелеными глазами, кивала, показывая, что поняла и смеялась, какой бы шуткой глупой не была. Она никогда меня не ругала, лишь мягко давала советы. Маме я могла доверить все…
Я отложила кружку кофе. Надоело. А было бы лучше без воспоминаний?
Я пристально рассматривала свои ненавистные руки, еле сдерживаясь себя, чтоб не изрезать, не проткнуть их чем-нибудь…
- Почему ты дома? – удивленно спросила мама, зайдя ко мне в комнату.
- Одной гулять не интересно, - я отложила книгу и грустно посмотрела на нее.
- Почему же одной?
Я перевела взгляд на свои руки и не могла оторвать от них взгляда несколько секунд. Я ощущала нечто мистическое, то, что не присуще человеку. То, что пугает и заставляет застывать кровь в жилах. То, к чему нельзя прикасаться ни при каких обстоятельствах.
Мама, заметив мое состояние, села рядом со мной на кровать.
- Руки? – шепотом спросила она.
От ее голоса по моей коже пробежали мурашки, словно в комнате внезапно стало холодно. Шепот все еще звучал в моей голове, но я не могла понять, что же в нем не так.
Она знает. Она все знает. Понимает, выслушает, и… это даже в мыслях было произнести трудно, будто это самое абсурдное, что только может быть. Такое чувство, что я наивная девчонка, которая мечтает о невозможном, и если я произнесу это вслух против меня ополчится весь мир. Об этом нельзя думать, об этом нельзя мечтать… но я все-таки хочу, чтобы кто-нибудь прикасался к моим рукам.
- Это странно, мама, - я произнесла это настолько тихо, что я тут же усомнилась, услышала ли меня моя мать.
Руки. Эти руки решили за меня всю мою судьбу, так же, как и, например, синдром Дауна решил все для маленького ребенка и его родителей. Ты никогда не будешь такой же как все, у тебя отняли это право. Тебе придется смириться со своей участью и пытаться найти хоть что-то хорошее в своей жизни. Так легко чего-то лишить…
Любой может лишить другого чего-либо. Руки, ноги или даже жизнь. Никто тебе не дает страховку на твое хорошее самочувствие. Даже если и будет нечто абсурдное, что они смогут сделать? Оплатить лечение? Но ведь все уже произошло, машины времени не существует, чтоб вернуть обратно то время и то место. Это останется навсегда. Если же не на теле, то в твоей душе, в твоей памяти.
Я всегда замечала, что к маме часто приходят люди. Наш дом был словно неотложная психологическая помощь, где за один присест можно высказать абсолютно все и уйти с очищенной душой. Тут можно было не беспокоиться хватает ли у тебя денег на данную помощь или же сколько времени осталось до конца сеанса, когда у каждого психолога или же психотерапевта нервно поглядываешь на часы, боясь упустить самое важное в своем рассказе. И неважно кем ты работаешь, какая у тебя семья, сколько ты зарабатываешь, какой ты национальности, твоя внешность и возраст. Единственное, что имело значение – ты. Именно личность, душа, а не стоит ли у тебя в гараже Porsche. И за всю мою жизнь никто ни разу не ушел разочарованный, все покидали дом с искренней улыбкой и со стремлением во взгляде изменить свою жизнь к лучшему.
Секретов у матери данного успеха не имелось. Она не была призванным всем миром психотерапевтом, у нее даже не было подобного образования. Училась она на повара, кем же и работает. Но, не смотря на это, она могла лучше любого врача помочь человеку. Достаточно было придти к ней и высказать все, что накопилось на душе. Она часто плакала, выслушивая проблемы людей, но это только доказывало, насколько остро она проникалась в каждую исповедь.
«Бога не существует, - говорила она. – Я не могу поверить в его существование, видя подобные страдания людей. И никакой священник мне не докажет иного, нелепо объясняя свою точку зрения тем, что проблемы, с которыми сталкивается каждый человек, это, своего рода, проверка на силу. Ну что за чушь?»
Выслушав, мама, наклонив голову набок, брала руки пришедшего к ней человека в свои, и после этого каждый раз я наблюдала удивительную картину: гость, словно получив озарение, немедленно выпрямлялся с таким счастьем во взгляде, что мне казалось, что он видит перед собой нечто такое, что мы не в состоянии разглядеть. И, смотря на этого человека, у меня постоянно появлялось чувство, что тот сейчас взлетит на внезапно выросших крыльях на пути к чуду, которое приходило с прикосновением рук моей матери, и я неустанно удивлялась, как же этого не случалось.
Подобные чувства, возникающие у людей, я прекрасно понимала. Трепет, все сильнее нарастающий внутри, неожиданно возникшую уверенность в себе и легкость, с которой кажется, что все проблемы – ничто, и ты их мигом решишь. В этот же момент приходят сотни идей, как исправить сложившуюся неприятность, которые до этого момента отчаянно прятались в потемках души или же глубоко в недрах подсознания.
Темно-карие глаза, черные волосы, немного полная фигура – это и не только отличало меня от матери, которая со своей внешностью без проблем могла бы стать моделью. Самое главное отличие – руки. Мои руки, в отличие от ее, не приносили счастья, а наоборот лишали его. Эффект от прикосновения не стоит долго объяснять. Чувство, которое заставляет прятаться от всего мира. Забиться где-нибудь в потаенном уголке своей души и прожить там всю оставшуюся жизнь. Заставляет встать и бежать, бежать, пока ноги не начнут неметь от усталости. Бежать до потери пульса от раздирающего грудь чувства, и слышать внутри себя голос. Не чужой, а именно свой, от чего ты чувствуешь беспомощность в этой ситуации. «Ты ничтожество». Фраза повторяется в голове так долго и напористо, что начинаешь сам верить в это. Осознание своей никчемности губит, теряется смысл жизни, да и сама мысль о нормальной и стабильной жизни кажется чудом. Недосягаемым чудом.
Музыка. Я люблю ограждать себя от мира, отдаваясь лишь звучанию в наушниках. Я все так же была обычным человеком со своими мечтами, увлечениями и потребностями. Музыка. Это являлось всем. Я хотела передавать свои чувства на нотный лист, создавая нечто уникальное. Чтоб любой человек, слушая это, мог понять, каково это быть мной. Где каждый сможет понять мой мир, такой необычный и, как ни удивительно, по-своему счастливый.
Сейчас меня пронизывала дрожь, и сердце билось куда быстрей при дуэте скрипки и рояля. Моцарт «Ближе к мечте». Самая моя любимая композиция из всех его творений. С ней я не могла не удержаться, чтоб не промычать что-то в такт, хотя у меня напрочь отсутствовал музыкальный слух.
Внезапно кто-то тронул меня за левое плечо, от чего я вздрогнула. Автоматом повернувшись к нарушителю спокойствия, я увидела дворецкого, и при его виде мои глаза невольно расширились от удивления, а рот приоткрылся. Он что-то говорил, из-за музыки я не могла разобрать что, а по его лицу текли слезы. Человек, который ни разу за всю мою жизнь не был при мне грустным, сейчас плакал?..
Я сняла наушники, все так же не отрывая от мужчины взгляда, и сразу услышала:
- Ваша мама…ваша… она… умерла.
Он продолжал что-то говорить, но я уже ничего не слышала, даже собственных мыслей. Удивительно, как буквально за секунду может измениться твой мир. Как он может в одно мгновенье стать черным, когда раньше был серым.
Время – оно ничтожно. Человек может меняться годами, во мне же изменилось все за такое ничтожное время. Эти секунды я ощущала всем телом. Что-то оборвалось, и где-то глубоко в душе я осознавала, что это полетели вниз все мои пережитые семнадцать лет. Они казались уже ничем, бесполезные в дальнейшем.
Я буквально оцепенела от новости и была не в силах пошевелиться. Лишь мой голос глухо отдавался в голове, когда я смотрела на дворецкого. «Улыбнись. Не дай мне поверить, что только что случилось нечто ужасное».
Как ни в чем не бывало, в наушниках все так же играла композиция «ближе мечте». Значит, время все-таки не остановилось, как мне показалось…
Солнце, выглядевшее из-за редких облаков, озаряло нас своим сиянием, пригревая спины и головы. От жары хотелось расстегнуть ворот рубашки и обмахивать рукой возле лица, обдавая себя хоть каким-нибудь прохладным ветерком.
Как странно. В фильмах на похоронах присутствует какая-то мрачная атмосфера и пасмурная погода, где в конце обязательно пойдет дождь, олицетворяя тем самым всю скорбь присутствующих. Сегодня же не было ни одного намека на дождь – чистое голубое небо и не думало приносить грозные темные тучи, лишь иногда медленно и лениво проплывали белые облака, глядя на которых не можешь поверить в причину, по которой все здесь собрались. А какая должна быть погода при похоронах моей матери? Яркая и солнечная, выражая все ее жизнелюбие или же пасмурная, которая говорит о том, как нам ее будет не хватать? Возможно, я когда-нибудь отвечу на этот вопрос.
- Соболезную.
Я увидела перед собой женщину, одетую всю в черном. Она всем своим видом пыталась выразить, как она меня понимает и сочувствует. Кивок с моей стороны и натянутая улыбка. Затем женщина идет к отцу и что-то ему говорит, отец оказывается куда более сговорчивым собеседником, чем я.
« - Ты же не веришь в бога, - недоумевала я, при разговоре с мамой.
- Я не верю в бога, которого придумали люди. А так он, конечно же, есть, милая. Каждый человек встречает в жизни своего бога. Возможно, это просто энергия, которая нас окутывает, а возможно и простой человек. Богом может оказаться и мужчина, который только что прошел мимо тебя, или же женщина с ребенком, которая, стоя в очереди позади, улыбнулась теплой улыбкой, глядя на тебя. Кто знает?»
«Кто же оказался твоим богом?» – единственное пронеслось в мыслях, при виде, как гроб опускают в землю.
До сих пор помню, как спустя две недели я до сих пор не плакала. Мне казалось, что мама где-нибудь в отъезде, и каждый раз удивлялась, когда на стол дворецкий накрывал только на нас с отцом.
Проснувшись утром я, наконец, осознала и поверила в смерть своей матери. Никто не сидел около моей кровати часами и не внушал какова ситуация в доме в нынешнее время, мне достаточно было просто взглянуть на картину, которая висела перед моей кроватью на стене.
«Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..»
Стихотворение Лермонтова постоянно проносилось в мыслях при взгляде на эту картину. Изображена была маленькая лодка, которая несется мимо волн, которые казались куда более грозными, чем в другое время из-за обволакивающих небо темных туч. От нее так и веяло одиночеством, поэтому в голове сразу и возникало творение поэта.
Но тогда я нарушила традицию и в мыслях так и не пронеслись строчки стихотворения…
«Смерть», - сказал внутренний голос, и я сама не заметила, как вдруг из глаз брызнули слезы, и картина становилась все более расплывчатой.
Я до сих пор помню то чувство и, закрыв глаза, мне удается в точности представить его и даже почувствовать соленый вкус слез, которые неустанно все лились из глаз. Я так же могу услышать окружавшие меня тогда звуки. Чувство, гуляющее по всему телу, овладевает желудком, безжалостно сжимая его в комок. Во мне смешался настолько разнообразный спектр эмоций, что некоторым я до сих пор не могу подобрать определения: злость, бессилие, беспомощность, опустошенность и… любовь. Конечно же, любовь к моей матери, которая казалась мне безграничной. Я думала, что я сейчас лопну от переполняющих меня чувств, что мое тело, которое казалось хрупким, как никогда, просто-напросто не выдержит такого напора, что-то щелкнет, и я отключусь. Да, отключусь и перестану на что-либо реагировать. Я буду словно калекой с поврежденным участком мозга, который отвечает за эмоции, овощем, не способным ощущать какие-либо чувства.
Всхлип. Словно снежный ком за ним понеслись и другие, и я сама не успела опомниться, как рыдаю навзрыд в свою подушку и кусаю ее, в попытке высвободить гнев. Громко всхлипывая, я вовсе не беспокоилась, что в любой момент придет дворецкий, чтоб разбудить меня к завтраку. На тот момент меня не было. Да, именно не было. Я отгородилась от всего мира, забыв обо всем, так же как и слушала музыку. Я подползла к другому концу кровати, поближе к картине, воспринимая ее как икону. Поднявшись на колени, не в силах смотреть на изображение, я спрятала свое лицо. Спустя уже несколько секунд я почувствовала, как пижама в месте колен становится мокрой от моего безудержного рыдания. Мне хотелось, как никогда, с кем-нибудь заговорить, услышать чей-нибудь голос. Хоть издали, но чтоб мой слух уловил нечто родное.
Секунда. Минута. Час. Сколько я так просидела? Не чувствуя боли в пояснице, я все так же, не меняя положения, рыдала в колени. Подушка лежала где-то в стороне. От бессилия я не знала, что мне дальше делать. Ощущение беспомощности ударило в голову, заставляя делать то, чем я никогда в жизни не занималась. Это было нечто похожее на последние мгновения жизни. Я молилась. Молилась впервые, но так, будто наверстывая все упущенное. Молилась каждому: своему еще неизвестному Богу, в надежде, что он меня услышит, что внезапно откроется дверь моей комнаты, и он зайдет во всем своем великолепии, молилась даже тому Богу, которого придумали люди. Молилась каждому человеку на земле. Всхлипывая, я вслух просила избавить меня от всего. От этой невыносимой, и уже казавшейся бесполезной, жизни, от боли, которая никак не могла утихнуть хотя бы на минуту. От которой уже болело горло, потому что я кричала от опустошенности и, не переставая, плакала. От которой хотелось залезть на стену, потом спрыгнуть, сделать хоть что-нибудь, что отвлекло меня на пару секунд. Я читала о таком в книгах, но никогда не подумала бы, что это не вымысел и такое на самом деле можно испытать. Такое состояние невозможно передать на бумагу…
Мысли путались. Иногда я, сама того не замечая, переходила от молитвы к проклятьям, чтоб все люди, будь то Бог или же простой смертный, катились к чертям и страдали так же, как я. Тоже самое и с просьбами о помощи: бывало я, оскорбляя всех, отказывалась от какой-либо помощи. Мне никто не сможет помочь. Ничто не сможет унять мою боль.
Дворецкий так и не пришел. Дождь стучал по стеклам окна…
Так странно. Именно с этой истерикой я от чего-то очистилась, что-то действительно щелкнуло, но к моему удивлению, я все еще способна проявлять эмоции. Тогда я решилась. Все мои пережитые семнадцать лет на самом деле полетели вниз…
- Пап, я уезжаю из города. Я хочу поступить где-нибудь в другом месте, мне все равно где, лишь бы не тут.
Отец в ответ промолчал. Он понимал. Понимал, что это конец. Конец нашим отношениям, совместному проживанию. Теперь я буду присутствовать в его жизни лишь на фотографиях и в его рассказах, которые будут звучать при разговоре с друзьями. Ничто не будет как прежде. Может только останется таким же шум прибоя моря, которое было настолько близко от нашего дома…
Отец… Опора, поддержка всего моего детства. И помощь от него была всегда моральная, не смотря на его крупное телосложение. Мама рядом с ним казалась настолько хрупкой, что когда ее отец обнимал, я удивлялась, как мать не рассыпается на моих глазах в его объятьях.
До сих пор, спустя десять лет, я помню один эпизод. Вернувшись с прогулки, я застала отца убирающим в гостиной. Горничная смущенно бегала туда-сюда и подавала различные предметы для уборки. Я одарила его недоуменным взглядом и, с некой осторожностью, спросила:
- Что с тобой?
Он, заметив мое присутствие, оглядел меня с ног до головы и, вытерев испарину со лба мимолетным движением, ответил:
- Просто мне стало грустно…
Я ничего ответила. Не спросила что с ним, не попыталась поговорить, лишь тихо и незаметно ушла в свою комнату. Понимаешь, что все действительно плохо, когда расстроены твои родители. Это выглядит так необычно, словно они никогда не должны быть грустными. Ведь они за нас отвечают, всегда нас поддерживают. И вот те на, и такое бывает…
После смерти матери отец почти каждый день убирал. Убирал до моего отъезда, что было после я не знала. И чувствуешь какой-то укор в душе, вспоминая его лицо при уборке. Я знала, что он должен быть по-настоящему расстроен, раз принимается за уборку.
« - Ну, ну. Со всяким может случиться. Не переживай».
Отец всегда говорил это, когда я была в плохом настроении. После этого он ложил свою большую руку на мою макушку и тихонько гладил по голове с такой легкостью и нежностью, которая, судя по его внешнему виду, была ему просто не свойственна.
Как глупо. Оглядываясь сейчас на свою жизнь, я понимаю, как много ошибок натворила. Как я могла оставить отца в таком состоянии? Меня пробирала дрожь, как я представляю, что он целыми дни все убирал и убирал…
Он любил меня. Хоть и не мог прикоснуться к моим рукам. Он всегда чувствовал себя виноватым за это и при любом случае извинялся. Извинялся так, что я сама чувствовала вину за это.
Подстроил ли это все Бог?
Возможно, если бы не мое проблематичное детство, я бы не стала фотографом. Профессиональным фотографом, способным увидеть момент, когда можно нажать на кнопку фотоаппарата, чтоб запечатлеть сие чудо. Сфотографировать так, что все было понятно с одного кадра, чтоб не нужна была предыстория или продолжение…
Подумать только, я ни разу не благодарила людей, которые, не смотря ни на что, были всегда со мной. Я чувствовала вину за то, что матери в ее последний день не сказала, как я ее люблю. За то, что моими последними словами были: «Удачи тебе». А с ее стороны теплая улыбка…
Двенадцать лет. Двенадцать лет я не слышала и не видела отца. Не имела понятия, что с ним, как он поживает и живет ли он еще в нашем доме. Может, он тоже, как и я, убежал подальше от всего. «Прочь от воспоминаний, от дома», - поговаривал он про себя, так же, как я.
Не описать словами, какую вину за все происходящее я внезапно почувствовала. Я могла сделать лучше нам обоим, быть с отцом, поддерживать его так же, как и он меня в критические ситуации. Но я не предпринимала никаких попыток. Я даже не раздумывала над этим. Я просто убежала, все проговаривая: «Прочь от воспоминаний, от дома».
Телефон. Пальцы автоматом набирают номер, который я так и не забыла. Судорожное дыхание и биение сердца, которое заглушает все внешние звуки.
Я любила тишину. Словно в любой момент я могла сделать свой мир, где только я и никто больше. Даже среди раздражающих звуков, машин, которые неслись по дороге, как сумасшедшие, я могла услышать тишину. Звук тишины он громче всех остальных. До того громкий, что при нем закладывает уши. Невероятное давление…
Но сейчас, слушая гудок по ту сторону провода, я никак не могла уловить тишину. Биение сердца, гудок, биение сердца, гудок…
- Пап, это я, - проговорила я в трубку, как только услышала «алло?». И невольно улыбнулась, услышав радостный голос отца. – Я понимаю, мы давно не виделись, но все-таки…
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Здесь можно оставить отзыв о конкурсной работе участника: