Александра Кутурова, город Новосибирск

У меня не так уж много увлечений. Меня увлекает верховая езда, которой я давно занимаюсь. Я искренне считаю, что лошади одни из самых умных животных. Они чутки и проницательны. Гораздо лучше людей и я часто нахожу в них приятных собеседников. Мне нравятся книги. Старые, у которых немного пожелтели страницы и которые видели очень-очень многое и могут рассказать кое-что интересное (не все и не сразу, но все-таки). И новые, которые еще сильно пахнут новой бумагой, с разнообразными обложками. Они, конечно, уступают своим старшим братьям в опытности, но они тоже могут поведать интересные вещи. Например, волшебные миры авторов или рассказать о тех, кто их рассматривал еще. Книги – лучшее убежище от всех напастей, но они все равно не заменят реальность. Мне нравится музыка. Музыка, во всех своих воплощениях. Музыка с большой буквы. Переливы звуков в плеске эмоций и ничего поддельного. Все настоящее. Дорогое. Мне нравится живая музыка. Она зачаровывает. Она не оставляет равнодушным. Она дышит. Живет. Вне зависимости от всего окружающего…
   Моих увлечений не так уж и много, но все они мне очень дороги потому, что я живу этими увлечениями!


Между завтра и вчера (монологи, монологи, монологи…).
…Боже, никогда бы не подумал, что все кончится так! Хотя, нет. Это все подошло к своему логическому завершению. Мы свели наши концы. И все закончится тем же, с чего и началось… Почти…
Хаотично блуждающий взгляд натыкается на карие глаза напротив. Болото.

***
Тот жутко набожный городок страшно бесил. Здесь каждая крыса свято верила в то, что Великий и Всемогущий существует и точно поможет им выбраться из той грязи, где они оказались. Впрочем, Великий не особо то спешил помогать несчастным страдальцам.
Вот допустим, тот небольшой домик на окраине города. Тот район, где он находился, ничтожно мал. О нем вообще мало кто знает. Богом забытая дыра! Про подобные места часто говорят именно так (хотя местные не особо верили в то, что их Бог про них забыл).
В этом и близлежащих районах каждодневные кражи, частые убийства, небольшие пожары – обычное дело. Здесь живут только обездоленные, калеки да преступники. Ничего необычного. Здесь и целых домов-то не осталось… Так что когда и эта рухлядь загорелась мало кто удивился. Многие сбежались тушить, но не из-за какого-либо проснувшегося чувства любви к ближнему. Нет, просто дома поставлены тесно. Именно тогда я выносил из пылающего дома мальчика. Какого черта я забыл в том проклятом районе я уже и не помню. Но явно не мимо проходил... Мальчишка был не на много младше меня, на вид лет 15. Выглядел он тогда как раз под стать всем жителям этой мертвой окраины: испачканное лицо, синяки, ссадины, ушибы. Темные штаны и некогда бывшая белой рубашка. Ничем не отличающийся от других таких же… Единственным отличием этого мальчишки были, пожалуй, волосы. Точнее их цвет. Цвет солнца. Даже слой грязи не мог скрыть этот чудный оттенок. И глаза… глаза цвета желтого заката… Я не знаю, зачем я его спас. Позже, многие говорили, что я – его спасение посланное Богом. Глупость, конечно, – я в Бога попросту не верю, – но вот он как-то в эту глупость поверил…

***
– Дурак, – прикрываю глаза на мгновение дольше позволенного. – Я не для того тебя спасал!
– Знаю. – В глазах горечь. Да… Я бы тоже хотел отмотать время назад.
Усмешка.

***
Я не знаю, зачем я его спас. Не знаю, зачем взял с собой. Не знаю, зачем привел в свой дом. Не-зна-ю. Но это был до одури жизнерадостный, до жути наивный, слишком уж добрый для нашего жестокого мира светловолосый парень шестнадцати лет с глазами цвета желтого заката. Да, эти странные глубокие глаза, впитавшие заходящее солнце и плавленое золото, околдовывали. Притягивали. Завораживали. Они проникали в самое сердце. Беспардонно забирались в самые потайные уголки души, выворачивая ее наизнанку… И казалось, что он знает обо мне все.
Я не знаю, зачем я его тогда спас. Я не верю в судьбу, да и богов никогда не верил. Наверное… это – просто случайность…

***
– Глупый мальчишка! Ты совсем ничего не понимаешь?! Впрочем, это не важно… Уже не важно. Все равно уже ничего не изменить…
Взгляд с трудом вырывается из липкой пучины его глаз, но все еще продолжает утопать в чем-то таком вязком… болезненном.

***
...Он жил в моем особняке долгое время и, не хочу признавать, но, я привязался к этому юнцу. Уже не представлял свою жизнь без его чудесных глаз, без наших теплых вечеров и разговоров за чашкой чая. Просто не представлял… Он действительно был необычным человеком, на удивление образованным, хоть и вырос в настоящих трущобах. Мы часто с ним беседовали на абсолютно разные темы. Даже сейчас помню, что любимой темой была-таки религия, вера – он пытался образумить наглого безбожника (в моем лице) и направить на путь истинный. Надо ли говорить, что у него это не получилось?
Еще одним его изумительным качеством являлось поразительное умение управлять людьми. Он умел их организовать. И я мечтал, что в будущем этот мальчик поведет за собой этих безмозглых, но порой, на редкость полезных тварей… В него это было заложено. Я тогда подумал, а не пристроить ли куда-нибудь мальчишку? Связи у меня имелись, так что я вполне мог обеспечить ему отличное будущее. Из него мог выйти толк... Правда, я не учел его мнения...

***
Боже! Никогда бы не подумал, что опущусь до такого! Никогда бы не подумал, что все закончится так! А ведь возможность отступить была…

***

– В твоих руках жизни тысяч людей и ты ими пренебрегаешь?! – Он кричал. Он был вне себя. Он тогда еще не понимал, во что я его втянул…
– Порою меньшие потери для того, чтобы предотвратить большие, просто необходимы.
– Необходимы?! Ты хоть понимаешь, что делаешь?!
– Не зарывайся, пацан. Ты еще новичок. Просто смотри, слушай, и запоминай. Это все, что ты пока можешь делать…
– Пока?
– Пока.
Я действительно думал, что он станет мне отличным помощником... Но оказалось, что я слишком сильно люблю свою жизнь, чтоб расставаться с ней так поспешно и, к тому же, с малой выгодой – мертвецу эта выгода будет уже ни к чему. Но, кажется, я забегаю вперед…

***
…Но я этим пренебрег. Никогда бы не подумал, что буду так раскаиваться и жалеть о сломанной судьбе. Хотя, все было ясно с самого начала. Как там говорили жители того гребанного захолустья – судьба, да? Ну-ну.
На тело свинцовой тяжестью наваливается усталость. Апатия. Руки тяжелеют. Будто даже трясутся.

***
– Как… Как?! Что значит… Что значит погибли? – Я действительно полагал, что мальчишка выдержит подольше.
– То и значит.
– Это… Это я виноват… Это все… – Да, я не рассчитал. Чего-то не предусмотрел. Упустил. Обидно.
– Успокойся. Они все равно были врагами.
– Все равно? Все равно?! И что, что враги?! Они тоже люди!!! Как ты не понимаешь?!
– Хватит истерить. Ведешь себя как девчонка. Теперь успокойся. Если сейчас ты не сделаешь выбор, то погибнет гораздо больше.
Правда, мои нервы не выдерживали такой нагрузки. Я все-таки не тот человек, который легко может возиться с детьми. А он оказался ребенком… Я его переоценил…
– Погибнет?
– Соберись! Готов?
…Но все равно надеялся…
– Я… я не знаю… я…
Эх! С него бы вышел толк.

***
– Ты же знаешь… – почему такое предательское бессилие в голосе? Почему это звучит как оправдание? Ведь…
Я долгое время не уделял должного внимания тому факту, что мы по определению были по разные стороны баррикад. Он ценил человеческую жизнь, как никто другой, а я же придерживался мнения, что жизнь не такая уж дорогая вещь, как о ней говорят, да и вообще смерть – это конец жизненного пути каждого, так какая разница, когда это случится? Годом меньше, годом больше... Какая разница, право слово?

***

Ночь. Мерцанье холодных звезд. И среди этого непостижимого океана небес светлым пятном вырисовывается луна. Это мне запомнилось особенно четко.
– А ты веришь в Бога?
– Нет.
– А в Дьявола? – Повернул голову и, лукаво прищурив медовые глаза, посмотрел на меня.
– Почему ты думаешь, что если я не верю в Бога, то верю в Дьявола? Бог и Дьявол – это две стороны одной монеты. И я не верю ни в одну из этих сторон.
– Ясно… А во что ты веришь? Человек без веры не может существовать. Ему это нужно. Нужна опора. Нужна вера… – Отвернулся и снова поднял голову к небу.
– Почему ты так думаешь?
– А всё же, во что ты веришь? Во что может верить такой человек, как ты?
Во что я верю? Этот вопрос заставил меня задуматься. И, правда, во что?

***
– Да, знаю, но… Ответь, во что ты веришь? Ты мне так и не ответил тогда, помнишь?
Я знал, что все закончится этим вопросом.
– Я верю... в завтра. – Говорить вдруг отчего-то так легко… И горько.
Непонимающий взгляд. Не ожидал, да? Я тоже. Но это единственное во что я верю. Единственное, во что я по-настоящему верю...
Слабость исчезает, а сознание, наконец, выбирается из этой трясины полностью… Напротив – только глаза. Напротив – только человек. Один из многих. Но этот человек тоже знал, чем все закончится.
Кто ж знал, что до этого все дойдет? Нет, конечно, предположения имелись, но, – все равно, как-то неожиданно. Сердце как-то непривычно екнуло. Я не знаю, что делать. В смятении. В эти секунды я впервые боялся, что будет "потом". Боялся, как никогда раньше. Старался не смотреть в глаза. Не получилось. Заглянул. Цвет расплавленного золота, меда, чая и заката. Такие яркие оттенки, вспоминающие те вечера и горький английский чай. Такие живые воспоминания… Такие живые глаза… Затягивает. Хватает за живое даже у такого мёртвого человека, как я. Как же я привязался к этому юнцу... Непозволительная слабость... Моя слабость.
Выстрел.
От слабостей надо избавляться…


I. Приснилось
– Приснилось? Что ты подразумеваешь под этим словом?
– Померещилось. Почудилось. Не сбылось...
Всего лишь сон. Всего лишь иллюзия. Самообман. Не правда. Боже! Это ведь ложь, да?
– Не сбылось? – Кривая усмешка. – А вдруг будущее привиделось?
– Сомневаюсь...
Это уж точно не будущее. Сказка, отдающая безумием. Сказка, со сладким привкусом обиды и разочарования. С нотками утра и крови. С невероятно тягучей надеждой и…
– А что приснилось-то?
Да в этом даже как-то самому себе стыдно признаться.
– …Бред какой-то... - машинально почти отвечаю. Просто бред, всего лишь бред.
А бред ли? Нет. Это важно. Важно для нас двоих. Или... может уже только для меня... Или вообще не важно. Бесит!
– Ну и чего тогда напрягаешься?
Напрягаюсь?
– А?
– Ты меня слушаешь?
– Да.
– Ну если этот твой сон – бред, чего ты тогда так переживаешь?
Переживаю… А правда, зачем переживать, если это бред? Бред… Бред.… Действительно бред. Всего лишь бред… Нет!
– Это не бред!
– Я тебя не понимаю, – Да если честно, я тоже. Я уже ни черта не понимаю. Да и раньше не особо-то понимал...
– Ну, это… – и сказать почему-то больше нечего. Слов не хватает. – Трудно объяснить.
– Так просвети меня.
– Ну... – начинаю я, и осознаю, что начинать-то действительно не с чего.
– Что «ну»? Не молчи! - И немного погодя: - Я не вижу в этом смысла. Это бессмысленно. И этот разговор...
– Для тебя! – Обрываю на полуслове. – Этот сон имеет смысл только для меня и... Ты этого не поймёшь! Да и никто другой тоже.
Точно. Это мой смысл… И не важно, что другие этого не поймут… ты поймёшь…
– Так объясни!
– Не имеет смысла! – Жесткая усмешка. Зачем это кому-то объяснять? Для других это бессмысленно.
Бессмысленно...
Этот сон... смысл моей жизни... наверное...
Слёзы. Улыбки. Колёса. Дороги. Бумаги. Отчёты. И снова слёзы, колёса, дороги. Блеск. Вера. Люди. Боль. Кровь. Слёзы. Все по новой. Тепло. И… Ты...
Вот и весь смысл... Мой смысл.

II. Помнишь?
Звеня, рассыпались зеркала
На лица и блики.
И время качало головой,
Летая задумчивой совой
Над тем, кто нашел какой-то свой
Путь…

Помнишь тот парк, где мы так часто гуляли? Он был почти безлюдный, можно сказать даже заброшенный. Никаких каруселей и аттракционов. Только скамейки, деревья и старый фонтанчик. Даже по праздникам там почти не было народу. А мы там гуляли. Ходили по изумрудной живой траве. А ещё помнишь те деревья? Не сильно высокие, напоминающие дикую яблоню. И какие на этих деревьях были цветы. Такие аккуратные, чем-то похожие на цветы камелии. Нежного ванильного цвета. Я не знаю, как они называются, а тебе они очень нравились. Помнишь?
Помнишь то кафе? Как раз рядом с парком. Небольшое помещение шоколадно-кофейного оттенка. Там всегда пахло отличным кофе. А ещё там были вкусные десерты, от которых ты была без ума. Мягкие кресла и диванчики, небольшая стойка, помещение кухни, волшебная атмосфера и тихая музыка. Правда, помимо десертов и кофе там ещё продавали алкоголь. Помнишь тот чудный запах кофе, шоколада и ликера?
А помнишь наше место? То укромное местечко рядом с гаражами, открывающее вид на ночной город. Помнишь тот вечер? На кобальтовом небе серебристыми огнями мигали звёзды, а луна непривычно-большим пятном, теряясь в закоулках небес, алела среди ночных светил. И огни ночного города меркли перед этой неописуемой картиной... Тогда мы просто стояли и разговаривали. Ни о чём. Просто так... Тогда, не смотря на ветер, мне было тепло.
Помнишь? Ещё была дорога. Длинная и безлюдная. Вправо лес. Влево поля, а где-то впереди море. Дорога и ветер. Такой свежий запах травы и вкус какой-то опасности. Это был наш с тобой рай. Дорога, мотоцикл, ветер и свобода. И этого было достаточно. Достаточно для меня… И тогда мне показалось, что все эмоции и чувства будто выветрились. Исчезли все переживания и мысли. Остались только дорога, ветер и свобода… Помнишь тот ветер? Такой мягкий, понимающий мою тревогу…
Помнишь ещё тот день? Он начинался солнечными лучами. Красивым мягким светом из окна. Тогда мы гуляли целый день. Разговаривали, смеялись. А потом пошёл дождь. Сильный, яростный, восхитительно-безумный, неописуемо-прекрасный. Настоящий ливень. Сердце тогда сумасшедше билось об рёбра, желая выпрыгнуть наружу. И это было так...
А мне хотелось просто бежать… бежать… бежать… Бежать куда-нибудь. Просто бежать с тобой под холодными каплями дождя. И смеяться...
Помнишь наш смех? Наш дождь? Нашу свободу? Помнишь?
Помнишь...
А я... забыл.

III. Пусто
Я бы не назвал тебя слабохарактерной, эгоистичной, стервозной. Нет. Ты сильная духом, оптимистичная девушка, уверенно шагающая по жизни и непрестанно верящая в завтра. Ты оригинальная личность. У тебя свои плюсы и минусы. Ты не умеешь долго огорчаться или унывать. А я, небезосновательно, считаю себя твоим лучшим другом. По сути, так оно и есть. Ты рассказываешь мне обо всём. Часто заходишь. А порой просто болтаешь о всякой ерунде, чтобы выговориться. Я иногда ругаюсь на тебя за твою безответственность и разгильдяйство, кричу, а ты невинно улыбаешься и смеёшься. Случаются и распри. Ты обижаешься, но не на долго. Меня всегда поражает такая твоя манера внезапно забывать об обидах, огорчениях, разочарованиях. Ты... странная. Не такая как все. А я...
Но вот тогда, когда ты в очередной раз позвонила... тогда у тебя был такой... чужой, потерянный голос. Я растерялся. Это был не твой голос. Заплаканный, убитый, не твой.... Ты попросила о встречи…
…Закат был золотым. Слишком ярким. Приходилось болезненно щуриться. А ты стояла, опустив глаза в землю. Стояла и молчала.
– О чём-то хочешь поговорить?
– Да... я... – Такой неуверенный и непривычно-тихий голос. Чужой. Убитый. Другой...
– Ну так давай. Начинай.
– Я...
– Что?
Молчишь. Ненавижу тебя такую. Точнее вижу впервые. Ну же. Не мямли.
– Ну.
– Я... Просто я...
– Что? Не молчи! – Резко хватаю тебя за плечи и встряхиваю. Поднимаешь на меня свои лазурные глаза, полные слёз и смотришь с таким отчаянием, что мне почти больно. В твоих глазах надежда, вдруг все пойму без слов? Нет. Так нельзя. – Не молчи! Не мямли! – Ещё раз встряхиваю и смотрю прямо в лазурную бездну. – Соберись! – Понимаю, что тебе плохо, но это единственный выход. Ты не тот человек, которому можно простить отчаяние.
– Это не сказка! Не фильм! Это – жизнь! Здесь не читают мысли! Не понимают по глазам! Здесь тебя никто не услышит, если ты будешь молчать!
Отводишь взгляд и, судорожно выдохнув, бессильно утыкаешься лбом в моё плечо. Из твоих глаз текут слёзы. Я прижимаю тебя к себе и глажу по волосам.
– Я... Я... Я люблю его! Просто... знаешь, как... это бывает! Неожиданно! Внезапно! Больно! Я... Просто... Люблю его! Просто... люблю...
– Знаю-знаю, – тихо шепчу на ухо и, грустно улыбаясь, осторожно прижимаю к себе сильнее, – не плачь. Не надо. Всё в порядке. Любить это нормально. Любовь – это прекрасное чувство...
Успокаиваешься в моих объятьях, будто засыпаешь. А я стою, глажу тебя по голове, убаюкивая, так же грустно улыбаюсь и одними губами, беззвучно шепчу: "Знаю... Я тоже люблю... Тебя люблю..."
А где-то внутри пустота... Пусто… Как после смерти... Собственной смерти...

«Про неё» 

I. И наступит рассвет…
Дыхание было спокойным. Сердце мерно отстукивало свой ритм. Мысли проплывали плавно и лениво. Еще один день шел на убыль. Еще один день пустого, никому не нужного существования… Закат только собирался. Янтарный свет начал сменяться светло-розовым свечением, а затем вспыхнул алым сиянием. Горизонт подернулся розоватой дымкой. Песок на пару мгновений тоже стал розоватым. А ровный, уже не такой ослепительный, круг солнца только обозначился алым ореолом. Закат только готовился порадовать глаз изумительной игрой воображения бликов и оттенков, и его уже не остановить. Еще один день… А вода живет своей жизнью. Свободная. Гордая. Упрямая. Неукротимая в своей до поры сдерживаемой ярости. Необыкновенно-волшебная в своем величавом спокойствии. Манящая своей свободой и независимостью... И слушая тихий ее плеск, просыпается странное желание стать неотъемлемой ее частью. Хоть каплей, но стать. Раствориться в холодном понимающем шепоте…
Пальцы неосмысленно бродят по влажному песку. Можно что-то написать. Рука на секунду застывает. Что? Непередаваемые эмоции и чувства, которые невозможно описать словами человеческого языка. И повинуясь какому-то нелепому порыву, пальцы сами вырисовывают слово: «Холодно». Волна аккуратно, заинтересовано касается надписи, но не стирает. Просит продолжения. И в голове взрывается гигантским вулканом неудержимый поток слов, эмоций, мыслей. Холодно. Холодно сидеть на остывающем песке. Холодно смотреть на алый ровный круг заходящего солнца. Такое холодное осознание собственной маловажности.
Успокоившиеся мысли медленно как-то неохотно складываются на песке в странные и вроде как ничего не отражающие слова: «Холодный закат». Вода понимающе касается испачканных пальцев, будто шепчет: «Да, холодает». И почти сразу под непослушными пальцами возникает то ли вопрос, то ли утверждение: «Закат всегда такой холодный». И незамедлительный ответ шелестит темными волнами прибоя: «Нет, только когда заканчивается день». Глупость, конечно, но весьма двусмысленная глупость. Ведь если подумать – не каждый день кончается закатом.
Мысли как-то потускнели. В небе, будто оставляя за собой воздушный бледно-васильковый шлейф из облаков, летали громогласные чайки. Их пронзительные крики ледяными иглами впивались в раскалённое сознание. Осторожные перышки страха плавно оседали на озябшие плечи. Эта картина выглядела бы вполне безобидно, если бы то тут, то там не мелькали темно-серые и черные тени. Бесформенные пятна почти бесшумно скользили по прохладной поверхности воды. Порой замирали на миг, сходились по две-три, будто что-то обсуждая в лихорадочном мельтешении размытых краев, и тут же разбегались, словно по своим неведомым делам – как будто они жили своей непонятной, и оттого жутковатой жизнью… Неестественно-красный круг закатного солнца проложил дорожку по темно-синему морю, пронизывая уже не такую прозрачную и доброжелательную воду косыми блеклыми лучами. Солнце почти кануло за горизонт. Запад озарился каким-то потусторонним сиянием. И в этом жутком свечении зажигались первые звезды. День почти упал в объятья бездонной вечности. Страшно. Жутко тоскливо. Эта надвигающаяся тьма пугала. Она была будто огонь. Но огонь мертвый. Леденящий что-то внутри. Безжизненный огонь. И этот безжизненный огонь жадно пил из чаши внутренних страхов. Насыщался тоской и пустотой, становясь все сильнее и безжалостнее. Он не обжигал, не калечил, он просто пил жизнь из тех, кто еще жил, и наслаждался смертью тех, кто уже умер. Чувство всеобщей ничтожности, приближение неизбежного конца для всего сущего. Душа растворялась в потоке черного света, подобно тому, как маленькие крупицы снега растворяются в воде. Мир стал неказистым и необычайно-серым, жизнь – ничтожной и бессмысленной. Исчезает, как что-то ненужное и глупое, желание жить, но и смерть пугает до дрожи в коленях. Не остается ничего, лишь полная пустота властвует в сознании. И эта пустота медленно и неотвратимо убивает, засасывая все эмоции, чувства, мысли, как гигантская воронка. Страшно становиться никем, просто жалким призраком, крохотным отголоском той сути, что некогда определяла собственное, личное и непередаваемое «я». Теперь этого «я» не существует. Оно ушло навсегда. Тьма поглотила все то, во что вообще можно было верить. Она не дала забвения, не дала покоя. Только полное безмолвие и всеобщее отрицание сущего царствует в том месте, где когда-то жила душа... «Ночью все кажется другим и даже страшным... Поскольку предстаёт в другом свете» - понимающе шепчут волны в ответ трепыхающемуся, в восторженном испуге, сердцу. Отсвет красного круга призрачно алел, теряясь тут и там в разыгравшихся мелких волнах уже ночного моря. «Нет. Это только свет, – море шепчет успокаивающим шелестом прибрежной травы: – свет». Свет? Это не свет. Это тьма! Это ночь. «Свет звезд. Свет ночных светил, – тихим плеском синевато-сиреневой воды море ласково облизывает холодные пальцы. – Они светят по-своему. У них свой свет и их нельзя за это осуждать». Нельзя осуждать за настоящую сущность. «Да» – и правда… «Думаешь, их свет несет только страх?» Страх? Нет. «Верно. Нужно только подождать. Закрыть глаза. Не бояться. Нужно только принять. Нужно понять. Они – меньший страх нежели, скажем, мнимый свет». Остывшая вода, отражающая, сверкающие маленькими миражами, первые звезды, мягко коснулась ладони. И появляется чувство, что собеседник – будь то вода, море или же просто плод больного воображения – улыбается. Такой странный разговор. Вроде как ни о чем, но в то же время объясняющий многое в только начавшейся жизни. Такой странный разговор. Похожий на игру. Со своими правилами. Со своими целями и призами. Со своими требованиями для выигрыша. Только вряд ли будут победители... Очень странный разговор. Он затягивал. Неискренность неприемлема. Сарказм ни к чему. Язвительность не нужна. Просто разговор. Разговор не с человеком, которому можно просто соврать. Не с Богом, которому врать просто глупо. С водой, которой врать просто не хочется...
Пальцы бездумно возятся по песку. «Мнимый свет». Что это? Не настоящий свет. Подделка. «Именно. Этот свет слишком страшен лишь потому, что страха не внушает». То, что не внушает страха. «Да. То, что кажется красивым и даже привлекает, не оправдывая сладких надежд... В жизни его очень много, нужно найти свой свет». Свет собственной жизни? А если этот свет тоже окажется фальшивым? «Если ты поверишь в этот свет – он перестанет быть фальшивкой. Он станет твоим». Собственный свет? Свет души и надежды? Банально. «Ошибаешься. Ни души и ни надежды. Свет кое-чего другого. Позже поймешь». Вода обступает совсем уже замерзшие пальцы, будто нежно сцеловывая весь страх и печаль... Такие красивые звезды. В своем холодном сиянии они поражают воображение своей запредельной красотой. Такие холодные звезды... «Холодные звезды». «И правда. Но еще потеплеет». «Когда». «Завтра». И такое глубокое недоумение: «Почему». А в ответе опять скользит улыбка: «Ведь завтра наступит рассвет».

II. Понимание
Жизнь – это танец, и никто не станцует его за тебя…
Она смеялась. Искренне и самозабвенно. Она была спокойна как никогда. Она танцевала. Танцевала босиком на влажном песке совсем близко с морем, в чьих ночных водах отражалась полная луна. Вот она слегка неуклюже переступила с ноги на ногу. Остановилась. Улыбаясь, шагнула в воду и зачерпнула немного лунной жидкости. Отпила. Тихий смех расплескался каплями по песку – она кружилась и с ее мокрых ладоней стекала вода. Она танцевала. Она смеялась. Она жила этим. И эта странная музыка, льющаяся, казалось бы, с самих небес, вторила переливами кругам на воде. Изящество Ночи. Она опять зачерпнула воды и отпила, необычайно счастливо улыбаясь. Звонкий смех отражался от медной луны и застывал где-то глубоко под серебристым шелком недвижимого моря. Грация Ночи. Она внезапно замерла. Повернулась и голосом, схожим с бархатом, тихо спросила:
– Вы тоже хотите потанцевать? – Она протянула руку и, сделав шаг назад, опять закружилась. Вода, песок, луна, небо. Смех, музыка и танец. Свобода, жизнь, страх. Спокойствие. Великолепие Ночи. Танец, смех, небо, музыка, вода, песок и безумно-спокойный азартный блеск глаз. Она танцевала и смеялась, и наблюдать за этим было необычайно здорово. Хотелось так же танцевать. Хотелось так же, как она, понимать Ночь. Мелодии сменяли друг друга, но все так же лились будто из ниоткуда. Переливались и искрились. Возникая в душе, возносились в небеса. Мелькали маленькими пятнышками звезд. Окутывали мягким лунным светом. Убаюкивали шелестом едва слышного ветерка. И исчезали, сменяясь другими, в серебристом звоне морских глубин… Опьяняющее спокойствие. Чувство защищенности, радости. Сладкое безумие. Безумие Ночи.
– Ну что же вы? Вы слышите музыку? – Снова остановилась, внимательно всматриваясь и наслаждаясь жизнью. – Она не оттуда, – взгляд наверх. – Она отсюда.
И прижав руки к груди, она снова начала танцевать. Эти недолгие мгновения превращались в вечность. Еще совсем чуть-чуть… Музыка оборвалась внезапно, но так ожидаемо. В глазах мелькнуло разочарование, а диск луны накрыли рванные темные крылья облаков.
– Ну что вы стоите? Нам пора. Но у нас есть еще одна песня…
Оставленные на песке следы, конечно, смоет вода, но следы на сердцах – никогда. Даже течению времен это не под силу. Оставленные на песке следы исчезнут, но вода будет помнить крылья за ее спиной. Это будут помнить небо, звезды, луна, облака, ветер, море и случайный человеческий свидетель. Они никогда не забудут странную девушку с крыльями, которой открылось Волшебство Ночи…

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Здесь можно оставить отзыв о конкурсной работе участника: