Я учусь в 11 классе среднеобразовательной школы города Омска. Люблю рисовать, играю на гитаре, пишу стихи. Стараюсь читать в свободное от учёбы время. Любимая книга- «Замок Броуди». Так же увлекаюсь историей, литературой и изучением иностранных языков. Люблю путешествовать.
История одного мальчика
Темнота тихо окутывала город, и стужа пробиралась во все его закоулки и подворотни. Загорелись фонари, и в их свете приятно поблескивал свежий серебристый снег. Редкие прохожие, закутавшись в шубы и шали так, что наружу торчали одни глаза, шли быстро, не смотря по сторонам и не останавливаясь. В серых пятиэтажных домах то тут, то там вспыхивали окна, в которых иногда появлялись вытянутые чёрные силуэты.
В небольшом кирпичном доме, расположенном на улице Мира, пятое слева окно третьего этажа горело уже не первый час. Там, на кухне, за столом сидел мальчик лет десяти и старательно переписывал текст из сорок седьмого упражнения в свою тетрадь. У мальчика были темные взъерошенные волосы и живые карие глаза. Тут же, подле него, сидела его мать и нарезала острым ножом овощи для супа. Женщина казалась изнеможённой: под её глазами залегли тени, а плечи были устало опущены. Несмотря на это, она нежно улыбалась, бросая порой взгляды в сторону своего сына.
Женщина встала из-за стола, подошла к плите и вытряхнула в кастрюлю свеженарезанную морковку. Затем она помыла нож, доску, добавила в суп щепоть соли и собиралась уже покинуть кухню, но тут, мальчик вдруг оторвался от работы и растерянно посмотрел на мать.
-Мам, у меня к тебе вопрос. Здесь, в тексте, есть слово, которое я не понимаю. Помоги, пожалуйста.
-Хорошо, Женечка. Кстати, а про что текст?
-Про войну кажется. Вот, я тебе прочитаю отрывок. - Ответил Женя, отыскав в учебнике нужную строчку.- Народ истреблял французов всеми дозволенными и недозволенными средствами. Создавались кружки и партизанские отряды, истребляющие французские войсковые соединения. В той войне проявились лучшие качества русского народа. Вся армия, переживая необыкновенный патриотический подъем, была полна веры в победу.
-Ну и что здесь непонятного? - Спросила, улыбаясь, мама.
-Что такое патриотизм? Я где-то уже видел это слово, но забыл. – Быстро сказал мальчик, сморщив лоб.
-О, патриотизм-это такое чувство. Любовь человека к родине или что-то вроде того. - Сказала мама, потягиваясь. - Знаешь, солнышко, уже поздно, пойдём-ка спать.
-Хорошо.- Кивнул Женя и, забрав с собой учебник и тетрадку, вышел из кухни вон.
В маленькой тёмной комнате лежит маленький мальчик и смотрит на потолок. Он лежит без сна уже около часа и думает. Мысли льются сплошным потоком, и вопросы копошатся у него в голове, не давая уснуть: «Пат-ри-о-ты...люди, которые любят свою родину. Так сказала мама. Но что это значит, что? Как можно любить или не любить родину? И как понять: стал ты уже патриотом или ещё нет? В учебнике говорилось, что русские истребляли французов. Истреблять значит убивать. То есть все патриоты убийцы…Но я-то не убийца, получается я не патриот и родину не люблю. «…В войне проявлялись лучшие качества русского народа…». Война-это страшно, это зло, это самое гадкое в жизни дело, и как там можно проявить хорошие качества? Не понимаю я этого. Спать нужно, а тут мысли эти…Может, я сам должен понять, кто такие патриоты? Нет, лучше у кого-нибудь ещё спросить…» Мальчик погрузился в сладкое полузабытье и, наконец, уснул.
Восток алел, и постепенно город наполнялся жизнью. Люди выходили из своих тёплых домов и задыхались от холодных игл, которые впивались в каждую открытую клеточку их тела. Фонари, наконец, погасли, и небо стало светлее. Наступил новый день.
Женя вздрогнул и проснулся. Ему снилось что-то запутанное: какие-то люди, которые дрались и выкрикивали друг-другу оскорбления, холмы, на которых были установлены пушки и развевались яркие флаги. Женя перевёл взгляд на часы, стоявшие на тумбочке и кровати и мысли о странном сне тут же исчезли - он проспал. Женя пулей влетел в ванную комнату, наспех умылся, оделся, схватил портфель и, на ходу застёгивая куртку, помчался в школу.
Первым уроком в этот день у 5 «А» была литература. Учительница, Алевтина Петровна, водила пальцем по списку, обдумывая кого-бы вызвать к доске первым. Тут в класс влетел Женя и, задыхаясь от быстрого бега, спросил, может ли он войти в класс.
-Да, Синицын, проходи. – Сказала Алевтина Петровна, поправляя на носу очки в толстой оправе.- Хотя нет, погоди. Положи свои вещи на парту и иди к доске отвечать домашнее задание.
-Домашнее задание?- Удивлённо переспросил Женя. - Я долго болел и не знал, что было задано.
- Ах, ты не знал. Ну ладно, в этот раз прощаю, но не забудь ответить мне до следующего урока. – Строго сказала Алевтина Петровна и кивнула Жене на его стул.
Мальчик плюхнулся на своё место и вытащил из портфеля тетрадку и пенал с ручками. Тем временем девочка, сидящая за первой партой, высоко подняла руку. У неё были длинные светлые волосы и совсем бесцветные брови и ресницы. Девочка явно хотела ответить: она чуть ли не подпрыгивала на месте и сильно трясла тонкой рукой.
- Я вижу, что кроме Маши отвечать сегодня никто не хочет. Хорошо, Машенька, выходи, но учтите, что дальше я буду вызывать по списку. – Сказала Алевтина Петровна и грозно обвела взглядом притихших учеников.
Маша выбежала в центр класса и, замерев, произнесла. –Михаил Юрьевич Лермонтов. «Бородино». – Маша глубоко вздохнула и начала читать стихотворение. Она читала с выражением, чётко произнося каждое слово, и её тонкий голос дрожал от напряжения как струна. Класс молча слушал и голос девочки, усиливаясь, отражался от стен. На лице Жени Синицына застыло удивление. Он точно был поражён громом.
- Опять война. Штыки, пушки, французы... Это наверняка патриотизм, тут, в стихотворении Лермонтова. Возможно, теперь я найду ответ. - Промелькнуло в его голове. Женя открыл учебник и принялся лихорадочно его листать. Ага, страница 98, «Бородино».
Прозвенел звонок, и класс гурьбой высыпал в коридор. Женя забросил сумку на спину и, проталкиваясь, пошёл к выходу из кабинета. Он снова мыслями был на поле сражения, и строки невольно всплывали в его голове. Жене казалось, что он опустил какую-то деталь, но какую именно он не мог понять. Спустя три урока, мальчик вышел на улицу и, запрокинув голову, посмотрел на светло-голубое небо, по которому медленно летел белоснежный, точно игрушечный, самолёт.
С тех пор прошло уже семь лет. Синицын Евгений сильно изменился: его походка стала размашистой и уверенной, голос низким и грубоватым, а кожа рук стала темнее и покрылась мозолями. Окончив школу, Женя успешно сдал экзамены и, недолго думая, поступил в лётную академию. А на втором курсе, когда Жене только-только исполнилось девятнадцать, началась война и всех парней забрали на фронт. Тут-то молодой лётчик Синицын впервые столкнулся с войной, с пушками, с врагами…
По полю шло около полутра десятка человек. На них были одинаковые, защитного цвета, костюмы и береты. Они направлялись на взлётку к поблёскивающим под солнцем бомбардировщикам. За ними, хромая, шёл мужчина, лет на двадцать старше каждого из них. Черты его лица были точно вырезаны ножом, и почти все волосы у него были седые.
- Эй, парни, залезайте в машину и бейте по этим гадам, покуда духу хватит.- Грубо прокричал Палевой Виктор Михайлович, командир малого авиаотряда. Женя обернулся на его слова и как-то криво улыбнулся. Через мгновение его лицо стало непроницаемым, он подтянулся и залез в свой Ту-95.
Через пять минут дали старт, и железные птицы ровным строем взлетели ввысь. Женя вёл самолёт механически. Он, словно слившись воедино с этой массивной машиной, безошибочно нажимал на разные рычаги и кнопки. Запищал локатор. Женя глянул на него и ахнул - кроме них, в небе появились вражеские истребители.
Женя мрачно осмотрел небо. Чёрные точки, которые он смог разглядеть, быстро росли. Противник явно хитрил: самолёты летели не одним звеном, а парами, собираясь выполнить какой-то тактический приём.
Рация захрипела: «Внимание, воробьям, срочно покиньте зону поражения. Повторяю. Срочно покиньте зону поражения…». Вдруг, самолёт, летевший впереди, вспыхнул и начал медленно падать вниз. Женя дёрнулся всем телом и побледнел.
-Гришка… - выдохнул он.
Тот самый Гришка, с которым он, Женя, просидел два года за одной партой в лётной академии, с которым было так хорошо, весело, и легко. Тот самый Гришка, у которого на земле осталась красавица невеста и старенькая мама. Почему он не катапультировался? Почему зацепило именно его? Неужели бывает так, что сейчас человек есть, а через минуту то, что от него осталось, лежит под искорёженными обломками самолёта?
Кровь застучала у Жени в висках и тут ему пришла в голову невероятная идея. Он резко потянул штурвал на себя и его Ту-95 взмыл ввысь. Его не смущало ни количество противников, ни то, что он остался совсем один на этом поле боя: все остальные воробьи уже готовы были сесть на запасном аэродроме. Рация снова зашуршала, но Женя вырубил её ударом кулака. Он описал круг и, набрав достаточную скорость, стремительно понёсся к паре вражеских истребителей. Всё Женино лицо было покрыто потом, глаза бешено горели, а правая рука замерла над круглой пунцовой кнопкой под приборной доской. Он слышал истории о разных лётчиках, которые ценой своей жизни совершали «таран», но мог ли он, простой парень, подумать, что однажды и он решится на этот, безусловно, героический и совершенно безумный поступок.
Осталось три секунды до столкновения. Женя ткнул пальцем в кнопку, и его резко впечатало в кресло. Он пролетел по воздуху несколько метров и тут его парашют, наконец, раскрылся, и кресло резко поднялось вверх. Где-то снизу произошёл взрыв, и Женя увидел, как самолёты, охваченные пламенем, камнем полетели вниз.
Тем временем ветер усиливался. Синицына ощутимо сносило к северу. Несколько километров спустя Женю начало охватывать отчаяние: нужно было найти удачное место для приземления и вернуться в лагерь, однако под ногами проплывало лишь сплошное зелёное море. Наконец, плавно спланировав вниз, парашют зацепился за верхушку двадцатиметровой сосны, и Женя повис на стропах в самом сердце густого сибирского леса.
Провисев так полчаса и немного придя в себя, Женя решил, что хорошего помаленьку и попытался отвязаться от кресла. Он яростно дёргал ремень, но замок заклинило и у него ничего не вышло. Кричать, звать на помощь не было смысла. Женя знал, что вокруг нет деревень, а если и есть какие-то сёла, то людей там уже давно нет. Тех, кто не захотел или не смог убраться подальше от театра военных действий, давно уже расстреляли. К тому же он не знал расположение вражеского лагеря и мог своим криком привлечь незваных гостей.
Тут Синицыну пришла в голову ещё одна глупая, но смелая идея. Он качнулся на стропах как на качелях и с силой оттолкнулся ногами от ствола дерева. И тут, одно за другим, произошли несколько событий. Во-первых, с треском начало рваться полотно купола. Так как Женя всё ещё раскачивался на натянутых стропах, парашют расползся всего за пару секунд. Во-вторых, Синицын начал медленно падать с десятиметровой высоты, попутно обдирая ветки и сильно ударяясь разными частями тела. Наконец, ему удалось зацепиться за толстый сук и он, смягчив своё приземление, спрыгнул на землю. В-третьих, Евгению удалось разбудить всех окрестных птиц, и теперь они, громко возмущаясь, поднялись над лесом.
Женя лежал на твёрдой тёплой земле и прислушивался к своим ощущениям. Он попытался пошевелиться, но тут левое запястье отозвалось острой болью, а каждая клеточка тела заныла. Запястье было сломано, всё лицо Евгения покрывали царапины, а синяками были разукрашены руки, ноги и спина. Женя тихо застонал, но подумал, что так дальше лежать нельзя. Лётчик, охнув от боли, присел и, приложив к руке толстую короткую палку, неуклюже замотал её пожелтевшим драным бинтом. Затем он резко поднялся и встал на ноги. Женю покачивало и мутило, но, сжав зубы, он медленно пошёл вперёд. Через минуту к нему пришло понимание того, что он абсолютно не знает куда идти. Синицын решил идти до тех пор, пока не выйдет из леса или пока не лишится сознания от усталости.
Время шло, и солнце опускалось всё ниже. Холодало. Женя шёл из последних сил. Вся его одежда была заляпана кровью, а лицо приобрело салатовый оттенок. Послышались чьи-то шаги и голоса. Женя затаил дыхание и прислушался. Затем он бесшумно, пригнувшись, прошёл несколько метров и присел за кустами. На поляну вышли несколько мужчин. Они говорили очень быстро на непонятном языке. Женя понял, что наткнулся на вражескую разведку. Он затаился и мысленно обратился ко всем известным ему богам, но солдаты не заметили его и прошли мимо. Когда мужчины скрылись в чаще, Женя вылез из своего убежища и аккуратно, стараясь не шуршать листвой, пошёл туда, откуда пришли разведчики.
Он отогнул пушистую еловую лапу и тихонько ахнул. На поляне был разбит целый вражеский лагерь. Несколько десятков мужчин, хорошо экипированных и тщательно вооружённых, сидело вокруг пылающего костра. На огне готовилась похлебка, и её запах раздражал порядком оголодавшего Синицына. Чуть дальше он заметил растянутые тенты, под которыми, вероятно, спали солдаты. Женя нашёл удобный овраг и буквально скатился в него. Он решил дождаться подходящего момента.
Тем временем солдаты поели и принялись раскладываться на ночлег. Всего двое караульных остались на страже, и те не несли как следует службу, а играли в «очко» развалившись у костра. Женя высунулся из своего убежища и буквально прополз вокруг поляны. На другом её конце он обнаружил походный складной столик и, притаившись в тени куста, принялся обшаривать его глазами. Женя заметил краешек карты, свисающий со столика. Он протянул здоровую руку к столику и стянул с него карту. Кроме того Женя нашарил на нём компас, нож и шило и, недолго думая, засунул все находки во внутренний карман.
Как только Синицын миновал страшную поляну он, превозмогая боль, помчался сквозь лес, не разбирая дороги. Но ноги перестали его слушаться, и он упал, больно ударившись о торчащий корень. Женя отдышался и, вынув из кармана карту, внимательно её рассмотрел. На ней был план местности с несколькими отметками, сделанными красным карандашом. Одна точка была жирно обведена, и под ней чьим-то красивым подчерком было выведено слово «Russin».
Молодой летчик, не мигая, смотрел на эту пометку и слёзы невольно наворачивались у него на глазах. После всего пережитого слово «русские», пусть и написанное врагом, на чужом языке, вызвало у него целый поток эмоций и тёплых воспоминаний. Женя утёр рукавом лицо и, оглядевшись вокруг, нашёл в траве спелые ягоды костяники. Он набил ими рот и ощутил некоторое облегчение. Синицын прикинул своё местонахождение, сверившись с компасом, и рассчитал направление до своего лагеря. Ему нужно было пройти всего несколько километров, но Женя понял, что до утра встать уже не сможет, и уснул крепким тяжёлым сном.
Едва забрезжил рассвет Евгений вскочил и, ещё раз взглянув на карту, спотыкаясь, пошёл к своим. Его мучали голод и жажда, а левой руки он не чувствовал вовсе. Женя боялся даже на неё смотреть - настолько она была плоха. Между тем он всё шёл и шёл, и ему казалось, что он идёт уже вечность, но вот впереди забрезжил свет и показались крыши военного городка. Женя с криком радости бросился к марширующей на полигоне роте, но, совсем обессилев, он снова упал и лишился чувств.
Евгений Синицын очнулся в госпитале, на чистых простынях и подушке. Все его болячки и ссадины были обработаны, на руке белел лоток гипса, а возле кровати сидела молодая санитарка и улыбалась. Женя моргнул. Он где-то уже видел это улыбку, и глаза, и тонкую хрупкую фигурку…
-Маша…-прохрипел Женя.
-Ццц…-Маша приложила палец к своим губам и покачала головой.- Ты очень слаб, лежи молча и кивай. Ты голоден?
Женя энергично кивнул, в чём тут же раскаялся – от малейшего движения его в его голове зазвенел целый оркестр. Маша принесла куриный бульон и покормила Женю с ложки.
-Тебе нужно что-нибудь ещё?- Спросила она.
-Позови командира, Михалыча…-прошептал Женя и закрыл глаза.
Маша с тревогой посмотрела на него, но всё же поднялась с кровати и пошла искать Палевого. Через пять минут командир уже стоял в палате и с беспокойством вглядывался в измученной лицо Синицына. Женя открыл глаза и с трудом улыбнулся. Он рассказал обо всём, что произошло с ним после старта. Виктор Михайлович не перебивал, но чем дальше Женя говорил, тем мрачнее становилось его лицо. Когда Женя кончил свой рассказ, командир попросил Машу принести вещи Синицына. Он нашёл в карманах карту, компас и нож. Шило, вероятно, выпало где-то в лесу. Палевой минут пять молча изучал карту, а затем, ничего не сказав, резко встал и вышел вон.
В ту ночь в штабе не спали. Сведения, которые принёс Женя Синицын, оказались воистину бесценными и в то же время недобрыми. Враги затаились буквально под боком, и выбивать их нужно было немедленно. Оставалось лишь выяснить, как именно это сделать. К утру, выкурив несколько пачек дешёвых папирос, военные, наконец, пришли к консенсусу и начали готовиться к наступлению.
Маша сидела в ногах у Жени и улыбалась. Сегодня её длинные волосы были заплетены в красивую косу, которая ей очень шла. Прошла неделя с того дня, как Женя вернулся в родной штаб, и его состояние заметно улучшилось: рука почти срослась, и все даже самые глубокие порезы на лице затянулись. Молодые люди разговаривали о прошлом и настоящем. Про будущее говорить было рано, да и нельзя загадывать на войне. Они уже успели прожить за час беседы десять лет учёбы в школе, и их разговор плавно перетёк в настоящее. Днём раньше Маша рассказала Евгению про операцию, которую провели солдаты для ликвидации вражеского лагеря. Женя с жадностью ловил каждое её слово, а потом ещё и задал целую кучу вопросов. В конце концов, девушка совсем растерялась и, заявив, что ей пора на обход больных, выбежала из палаты.
Сгустились сумерки, и пришло время отхода ко сну. Евгений Синицын лежал с широко открытыми глазами и отсутствующим взглядом пялился в темноту. Он не слышал шагов за стенкой и обрывков разговора в коридоре. Он не видел, как ворочаются больные на соседних койках и как пропадает полоска света под дверью, когда кто-то проходит мимо. Женя лежал и думал. Он снова вдумывался в то, что когда-то так же не давало ему спать. В голове всплывали картинки, иллюстрации из учебника истории. Звучали, как будто издалека, слова знакомого стихотворения…
Война, в сущности, и правда дрянь, но если бы её не было, не было бы и поступков, не было бы героев. Не было бы этого чувства, от которого кровь закипает с особой силой, пробуждая в душе самое светлое и чистое. Жизнь простого парня, который прожил всего два десятка лет, кажется, ничего не стоит. Но на самом деле она бесценна. Не потому, что действуют какие-то законы природы, не из-за гуманистических и социальных соображений, а потому, что этот парень готов идти в огонь и воду за свой дом, за свою землю. Он богаче любого короля и императора, перед ним лежит весь мир, ведь он знает какого труда стоит этот мир. И ещё он счастлив. Как ребёнок. Потому что поступает так, как велит ему сердце, потому что гордо смотрит вперёд и ещё потому, что верит в то, что делает…
Синицын Евгений, наконец, уснул крепким глубоким сном. Ходики, тихонько тикали за стенкой, нарушая почти осязаемую тишину больничного отделения. Через грязные окна палаты было видно, что звезды совсем пропали, а небо вдалеке начало помаленьку сереть. Где-то прокричал петух, определяя начало нового дня. Дня, который принесёт с собой мир, надежду и свободу.
История одного мальчика
Темнота тихо окутывала город, и стужа пробиралась во все его закоулки и подворотни. Загорелись фонари, и в их свете приятно поблескивал свежий серебристый снег. Редкие прохожие, закутавшись в шубы и шали так, что наружу торчали одни глаза, шли быстро, не смотря по сторонам и не останавливаясь. В серых пятиэтажных домах то тут, то там вспыхивали окна, в которых иногда появлялись вытянутые чёрные силуэты.
В небольшом кирпичном доме, расположенном на улице Мира, пятое слева окно третьего этажа горело уже не первый час. Там, на кухне, за столом сидел мальчик лет десяти и старательно переписывал текст из сорок седьмого упражнения в свою тетрадь. У мальчика были темные взъерошенные волосы и живые карие глаза. Тут же, подле него, сидела его мать и нарезала острым ножом овощи для супа. Женщина казалась изнеможённой: под её глазами залегли тени, а плечи были устало опущены. Несмотря на это, она нежно улыбалась, бросая порой взгляды в сторону своего сына.
Женщина встала из-за стола, подошла к плите и вытряхнула в кастрюлю свеженарезанную морковку. Затем она помыла нож, доску, добавила в суп щепоть соли и собиралась уже покинуть кухню, но тут, мальчик вдруг оторвался от работы и растерянно посмотрел на мать.
-Мам, у меня к тебе вопрос. Здесь, в тексте, есть слово, которое я не понимаю. Помоги, пожалуйста.
-Хорошо, Женечка. Кстати, а про что текст?
-Про войну кажется. Вот, я тебе прочитаю отрывок. - Ответил Женя, отыскав в учебнике нужную строчку.- Народ истреблял французов всеми дозволенными и недозволенными средствами. Создавались кружки и партизанские отряды, истребляющие французские войсковые соединения. В той войне проявились лучшие качества русского народа. Вся армия, переживая необыкновенный патриотический подъем, была полна веры в победу.
-Ну и что здесь непонятного? - Спросила, улыбаясь, мама.
-Что такое патриотизм? Я где-то уже видел это слово, но забыл. – Быстро сказал мальчик, сморщив лоб.
-О, патриотизм-это такое чувство. Любовь человека к родине или что-то вроде того. - Сказала мама, потягиваясь. - Знаешь, солнышко, уже поздно, пойдём-ка спать.
-Хорошо.- Кивнул Женя и, забрав с собой учебник и тетрадку, вышел из кухни вон.
В маленькой тёмной комнате лежит маленький мальчик и смотрит на потолок. Он лежит без сна уже около часа и думает. Мысли льются сплошным потоком, и вопросы копошатся у него в голове, не давая уснуть: «Пат-ри-о-ты...люди, которые любят свою родину. Так сказала мама. Но что это значит, что? Как можно любить или не любить родину? И как понять: стал ты уже патриотом или ещё нет? В учебнике говорилось, что русские истребляли французов. Истреблять значит убивать. То есть все патриоты убийцы…Но я-то не убийца, получается я не патриот и родину не люблю. «…В войне проявлялись лучшие качества русского народа…». Война-это страшно, это зло, это самое гадкое в жизни дело, и как там можно проявить хорошие качества? Не понимаю я этого. Спать нужно, а тут мысли эти…Может, я сам должен понять, кто такие патриоты? Нет, лучше у кого-нибудь ещё спросить…» Мальчик погрузился в сладкое полузабытье и, наконец, уснул.
Восток алел, и постепенно город наполнялся жизнью. Люди выходили из своих тёплых домов и задыхались от холодных игл, которые впивались в каждую открытую клеточку их тела. Фонари, наконец, погасли, и небо стало светлее. Наступил новый день.
Женя вздрогнул и проснулся. Ему снилось что-то запутанное: какие-то люди, которые дрались и выкрикивали друг-другу оскорбления, холмы, на которых были установлены пушки и развевались яркие флаги. Женя перевёл взгляд на часы, стоявшие на тумбочке и кровати и мысли о странном сне тут же исчезли - он проспал. Женя пулей влетел в ванную комнату, наспех умылся, оделся, схватил портфель и, на ходу застёгивая куртку, помчался в школу.
Первым уроком в этот день у 5 «А» была литература. Учительница, Алевтина Петровна, водила пальцем по списку, обдумывая кого-бы вызвать к доске первым. Тут в класс влетел Женя и, задыхаясь от быстрого бега, спросил, может ли он войти в класс.
-Да, Синицын, проходи. – Сказала Алевтина Петровна, поправляя на носу очки в толстой оправе.- Хотя нет, погоди. Положи свои вещи на парту и иди к доске отвечать домашнее задание.
-Домашнее задание?- Удивлённо переспросил Женя. - Я долго болел и не знал, что было задано.
- Ах, ты не знал. Ну ладно, в этот раз прощаю, но не забудь ответить мне до следующего урока. – Строго сказала Алевтина Петровна и кивнула Жене на его стул.
Мальчик плюхнулся на своё место и вытащил из портфеля тетрадку и пенал с ручками. Тем временем девочка, сидящая за первой партой, высоко подняла руку. У неё были длинные светлые волосы и совсем бесцветные брови и ресницы. Девочка явно хотела ответить: она чуть ли не подпрыгивала на месте и сильно трясла тонкой рукой.
- Я вижу, что кроме Маши отвечать сегодня никто не хочет. Хорошо, Машенька, выходи, но учтите, что дальше я буду вызывать по списку. – Сказала Алевтина Петровна и грозно обвела взглядом притихших учеников.
Маша выбежала в центр класса и, замерев, произнесла. –Михаил Юрьевич Лермонтов. «Бородино». – Маша глубоко вздохнула и начала читать стихотворение. Она читала с выражением, чётко произнося каждое слово, и её тонкий голос дрожал от напряжения как струна. Класс молча слушал и голос девочки, усиливаясь, отражался от стен. На лице Жени Синицына застыло удивление. Он точно был поражён громом.
- Опять война. Штыки, пушки, французы... Это наверняка патриотизм, тут, в стихотворении Лермонтова. Возможно, теперь я найду ответ. - Промелькнуло в его голове. Женя открыл учебник и принялся лихорадочно его листать. Ага, страница 98, «Бородино».
Прозвенел звонок, и класс гурьбой высыпал в коридор. Женя забросил сумку на спину и, проталкиваясь, пошёл к выходу из кабинета. Он снова мыслями был на поле сражения, и строки невольно всплывали в его голове. Жене казалось, что он опустил какую-то деталь, но какую именно он не мог понять. Спустя три урока, мальчик вышел на улицу и, запрокинув голову, посмотрел на светло-голубое небо, по которому медленно летел белоснежный, точно игрушечный, самолёт.
С тех пор прошло уже семь лет. Синицын Евгений сильно изменился: его походка стала размашистой и уверенной, голос низким и грубоватым, а кожа рук стала темнее и покрылась мозолями. Окончив школу, Женя успешно сдал экзамены и, недолго думая, поступил в лётную академию. А на втором курсе, когда Жене только-только исполнилось девятнадцать, началась война и всех парней забрали на фронт. Тут-то молодой лётчик Синицын впервые столкнулся с войной, с пушками, с врагами…
По полю шло около полутра десятка человек. На них были одинаковые, защитного цвета, костюмы и береты. Они направлялись на взлётку к поблёскивающим под солнцем бомбардировщикам. За ними, хромая, шёл мужчина, лет на двадцать старше каждого из них. Черты его лица были точно вырезаны ножом, и почти все волосы у него были седые.
- Эй, парни, залезайте в машину и бейте по этим гадам, покуда духу хватит.- Грубо прокричал Палевой Виктор Михайлович, командир малого авиаотряда. Женя обернулся на его слова и как-то криво улыбнулся. Через мгновение его лицо стало непроницаемым, он подтянулся и залез в свой Ту-95.
Через пять минут дали старт, и железные птицы ровным строем взлетели ввысь. Женя вёл самолёт механически. Он, словно слившись воедино с этой массивной машиной, безошибочно нажимал на разные рычаги и кнопки. Запищал локатор. Женя глянул на него и ахнул - кроме них, в небе появились вражеские истребители.
Женя мрачно осмотрел небо. Чёрные точки, которые он смог разглядеть, быстро росли. Противник явно хитрил: самолёты летели не одним звеном, а парами, собираясь выполнить какой-то тактический приём.
Рация захрипела: «Внимание, воробьям, срочно покиньте зону поражения. Повторяю. Срочно покиньте зону поражения…». Вдруг, самолёт, летевший впереди, вспыхнул и начал медленно падать вниз. Женя дёрнулся всем телом и побледнел.
-Гришка… - выдохнул он.
Тот самый Гришка, с которым он, Женя, просидел два года за одной партой в лётной академии, с которым было так хорошо, весело, и легко. Тот самый Гришка, у которого на земле осталась красавица невеста и старенькая мама. Почему он не катапультировался? Почему зацепило именно его? Неужели бывает так, что сейчас человек есть, а через минуту то, что от него осталось, лежит под искорёженными обломками самолёта?
Кровь застучала у Жени в висках и тут ему пришла в голову невероятная идея. Он резко потянул штурвал на себя и его Ту-95 взмыл ввысь. Его не смущало ни количество противников, ни то, что он остался совсем один на этом поле боя: все остальные воробьи уже готовы были сесть на запасном аэродроме. Рация снова зашуршала, но Женя вырубил её ударом кулака. Он описал круг и, набрав достаточную скорость, стремительно понёсся к паре вражеских истребителей. Всё Женино лицо было покрыто потом, глаза бешено горели, а правая рука замерла над круглой пунцовой кнопкой под приборной доской. Он слышал истории о разных лётчиках, которые ценой своей жизни совершали «таран», но мог ли он, простой парень, подумать, что однажды и он решится на этот, безусловно, героический и совершенно безумный поступок.
Осталось три секунды до столкновения. Женя ткнул пальцем в кнопку, и его резко впечатало в кресло. Он пролетел по воздуху несколько метров и тут его парашют, наконец, раскрылся, и кресло резко поднялось вверх. Где-то снизу произошёл взрыв, и Женя увидел, как самолёты, охваченные пламенем, камнем полетели вниз.
Тем временем ветер усиливался. Синицына ощутимо сносило к северу. Несколько километров спустя Женю начало охватывать отчаяние: нужно было найти удачное место для приземления и вернуться в лагерь, однако под ногами проплывало лишь сплошное зелёное море. Наконец, плавно спланировав вниз, парашют зацепился за верхушку двадцатиметровой сосны, и Женя повис на стропах в самом сердце густого сибирского леса.
Провисев так полчаса и немного придя в себя, Женя решил, что хорошего помаленьку и попытался отвязаться от кресла. Он яростно дёргал ремень, но замок заклинило и у него ничего не вышло. Кричать, звать на помощь не было смысла. Женя знал, что вокруг нет деревень, а если и есть какие-то сёла, то людей там уже давно нет. Тех, кто не захотел или не смог убраться подальше от театра военных действий, давно уже расстреляли. К тому же он не знал расположение вражеского лагеря и мог своим криком привлечь незваных гостей.
Тут Синицыну пришла в голову ещё одна глупая, но смелая идея. Он качнулся на стропах как на качелях и с силой оттолкнулся ногами от ствола дерева. И тут, одно за другим, произошли несколько событий. Во-первых, с треском начало рваться полотно купола. Так как Женя всё ещё раскачивался на натянутых стропах, парашют расползся всего за пару секунд. Во-вторых, Синицын начал медленно падать с десятиметровой высоты, попутно обдирая ветки и сильно ударяясь разными частями тела. Наконец, ему удалось зацепиться за толстый сук и он, смягчив своё приземление, спрыгнул на землю. В-третьих, Евгению удалось разбудить всех окрестных птиц, и теперь они, громко возмущаясь, поднялись над лесом.
Женя лежал на твёрдой тёплой земле и прислушивался к своим ощущениям. Он попытался пошевелиться, но тут левое запястье отозвалось острой болью, а каждая клеточка тела заныла. Запястье было сломано, всё лицо Евгения покрывали царапины, а синяками были разукрашены руки, ноги и спина. Женя тихо застонал, но подумал, что так дальше лежать нельзя. Лётчик, охнув от боли, присел и, приложив к руке толстую короткую палку, неуклюже замотал её пожелтевшим драным бинтом. Затем он резко поднялся и встал на ноги. Женю покачивало и мутило, но, сжав зубы, он медленно пошёл вперёд. Через минуту к нему пришло понимание того, что он абсолютно не знает куда идти. Синицын решил идти до тех пор, пока не выйдет из леса или пока не лишится сознания от усталости.
Время шло, и солнце опускалось всё ниже. Холодало. Женя шёл из последних сил. Вся его одежда была заляпана кровью, а лицо приобрело салатовый оттенок. Послышались чьи-то шаги и голоса. Женя затаил дыхание и прислушался. Затем он бесшумно, пригнувшись, прошёл несколько метров и присел за кустами. На поляну вышли несколько мужчин. Они говорили очень быстро на непонятном языке. Женя понял, что наткнулся на вражескую разведку. Он затаился и мысленно обратился ко всем известным ему богам, но солдаты не заметили его и прошли мимо. Когда мужчины скрылись в чаще, Женя вылез из своего убежища и аккуратно, стараясь не шуршать листвой, пошёл туда, откуда пришли разведчики.
Он отогнул пушистую еловую лапу и тихонько ахнул. На поляне был разбит целый вражеский лагерь. Несколько десятков мужчин, хорошо экипированных и тщательно вооружённых, сидело вокруг пылающего костра. На огне готовилась похлебка, и её запах раздражал порядком оголодавшего Синицына. Чуть дальше он заметил растянутые тенты, под которыми, вероятно, спали солдаты. Женя нашёл удобный овраг и буквально скатился в него. Он решил дождаться подходящего момента.
Тем временем солдаты поели и принялись раскладываться на ночлег. Всего двое караульных остались на страже, и те не несли как следует службу, а играли в «очко» развалившись у костра. Женя высунулся из своего убежища и буквально прополз вокруг поляны. На другом её конце он обнаружил походный складной столик и, притаившись в тени куста, принялся обшаривать его глазами. Женя заметил краешек карты, свисающий со столика. Он протянул здоровую руку к столику и стянул с него карту. Кроме того Женя нашарил на нём компас, нож и шило и, недолго думая, засунул все находки во внутренний карман.
Как только Синицын миновал страшную поляну он, превозмогая боль, помчался сквозь лес, не разбирая дороги. Но ноги перестали его слушаться, и он упал, больно ударившись о торчащий корень. Женя отдышался и, вынув из кармана карту, внимательно её рассмотрел. На ней был план местности с несколькими отметками, сделанными красным карандашом. Одна точка была жирно обведена, и под ней чьим-то красивым подчерком было выведено слово «Russin».
Молодой летчик, не мигая, смотрел на эту пометку и слёзы невольно наворачивались у него на глазах. После всего пережитого слово «русские», пусть и написанное врагом, на чужом языке, вызвало у него целый поток эмоций и тёплых воспоминаний. Женя утёр рукавом лицо и, оглядевшись вокруг, нашёл в траве спелые ягоды костяники. Он набил ими рот и ощутил некоторое облегчение. Синицын прикинул своё местонахождение, сверившись с компасом, и рассчитал направление до своего лагеря. Ему нужно было пройти всего несколько километров, но Женя понял, что до утра встать уже не сможет, и уснул крепким тяжёлым сном.
Едва забрезжил рассвет Евгений вскочил и, ещё раз взглянув на карту, спотыкаясь, пошёл к своим. Его мучали голод и жажда, а левой руки он не чувствовал вовсе. Женя боялся даже на неё смотреть - настолько она была плоха. Между тем он всё шёл и шёл, и ему казалось, что он идёт уже вечность, но вот впереди забрезжил свет и показались крыши военного городка. Женя с криком радости бросился к марширующей на полигоне роте, но, совсем обессилев, он снова упал и лишился чувств.
Евгений Синицын очнулся в госпитале, на чистых простынях и подушке. Все его болячки и ссадины были обработаны, на руке белел лоток гипса, а возле кровати сидела молодая санитарка и улыбалась. Женя моргнул. Он где-то уже видел это улыбку, и глаза, и тонкую хрупкую фигурку…
-Маша…-прохрипел Женя.
-Ццц…-Маша приложила палец к своим губам и покачала головой.- Ты очень слаб, лежи молча и кивай. Ты голоден?
Женя энергично кивнул, в чём тут же раскаялся – от малейшего движения его в его голове зазвенел целый оркестр. Маша принесла куриный бульон и покормила Женю с ложки.
-Тебе нужно что-нибудь ещё?- Спросила она.
-Позови командира, Михалыча…-прошептал Женя и закрыл глаза.
Маша с тревогой посмотрела на него, но всё же поднялась с кровати и пошла искать Палевого. Через пять минут командир уже стоял в палате и с беспокойством вглядывался в измученной лицо Синицына. Женя открыл глаза и с трудом улыбнулся. Он рассказал обо всём, что произошло с ним после старта. Виктор Михайлович не перебивал, но чем дальше Женя говорил, тем мрачнее становилось его лицо. Когда Женя кончил свой рассказ, командир попросил Машу принести вещи Синицына. Он нашёл в карманах карту, компас и нож. Шило, вероятно, выпало где-то в лесу. Палевой минут пять молча изучал карту, а затем, ничего не сказав, резко встал и вышел вон.
В ту ночь в штабе не спали. Сведения, которые принёс Женя Синицын, оказались воистину бесценными и в то же время недобрыми. Враги затаились буквально под боком, и выбивать их нужно было немедленно. Оставалось лишь выяснить, как именно это сделать. К утру, выкурив несколько пачек дешёвых папирос, военные, наконец, пришли к консенсусу и начали готовиться к наступлению.
Маша сидела в ногах у Жени и улыбалась. Сегодня её длинные волосы были заплетены в красивую косу, которая ей очень шла. Прошла неделя с того дня, как Женя вернулся в родной штаб, и его состояние заметно улучшилось: рука почти срослась, и все даже самые глубокие порезы на лице затянулись. Молодые люди разговаривали о прошлом и настоящем. Про будущее говорить было рано, да и нельзя загадывать на войне. Они уже успели прожить за час беседы десять лет учёбы в школе, и их разговор плавно перетёк в настоящее. Днём раньше Маша рассказала Евгению про операцию, которую провели солдаты для ликвидации вражеского лагеря. Женя с жадностью ловил каждое её слово, а потом ещё и задал целую кучу вопросов. В конце концов, девушка совсем растерялась и, заявив, что ей пора на обход больных, выбежала из палаты.
Сгустились сумерки, и пришло время отхода ко сну. Евгений Синицын лежал с широко открытыми глазами и отсутствующим взглядом пялился в темноту. Он не слышал шагов за стенкой и обрывков разговора в коридоре. Он не видел, как ворочаются больные на соседних койках и как пропадает полоска света под дверью, когда кто-то проходит мимо. Женя лежал и думал. Он снова вдумывался в то, что когда-то так же не давало ему спать. В голове всплывали картинки, иллюстрации из учебника истории. Звучали, как будто издалека, слова знакомого стихотворения…
Война, в сущности, и правда дрянь, но если бы её не было, не было бы и поступков, не было бы героев. Не было бы этого чувства, от которого кровь закипает с особой силой, пробуждая в душе самое светлое и чистое. Жизнь простого парня, который прожил всего два десятка лет, кажется, ничего не стоит. Но на самом деле она бесценна. Не потому, что действуют какие-то законы природы, не из-за гуманистических и социальных соображений, а потому, что этот парень готов идти в огонь и воду за свой дом, за свою землю. Он богаче любого короля и императора, перед ним лежит весь мир, ведь он знает какого труда стоит этот мир. И ещё он счастлив. Как ребёнок. Потому что поступает так, как велит ему сердце, потому что гордо смотрит вперёд и ещё потому, что верит в то, что делает…
Синицын Евгений, наконец, уснул крепким глубоким сном. Ходики, тихонько тикали за стенкой, нарушая почти осязаемую тишину больничного отделения. Через грязные окна палаты было видно, что звезды совсем пропали, а небо вдалеке начало помаленьку сереть. Где-то прокричал петух, определяя начало нового дня. Дня, который принесёт с собой мир, надежду и свободу.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Здесь можно оставить отзыв о конкурсной работе участника: